Из мещан

„Когда я проиграл большую сумму в карты, я был близок к самоубийству, как вдруг ко мне в комнату вошла горничная Тереза, с которой я сошелся во время пребывания в Дитерсгейме… Когда она вбежала ко мне, на груди ее виднелся пакет, который она прижимала руками. Я, шутя, выдернул этот пакет, на котором с удивлением прочел адрес девицы Паттенбург, с вложением пяти тысяч кредитными билетами.

В это время послышались голоса, и Тереза спряталась, боясь, что отец ее, садовник, разыскивает ее. Я запер Терезу в спальне, а сам стал рассматривать печать на конверте. И тут мне пришла в голову мысль, что эти деньги мне сейчас нужнее, чем девице Паттенбург. Искушение было настолько сильно, что я сломал печать, вытащил деньги, на место которых вложил старый журнал. Затем взял свежий сургуч, которым запечатал точно также: у меня лежал кнут Рихарда, на золотой пуговке которого было вырезано имя его!… Когда все было готово, я выпустил Терезу и отдал ей пакет. Она убежала, даже не взглянув на него…“

– Но каким же образом попало кольцо в журнал? – отрывисто спросил Геллиг.

– Я уже давно не носил кольца, и оно лежало у меня в кармане, где находился и журнал, который я перед этим читал!… И, вероятно, я случайно захватил кольцо вместе с журналом.

– Подлец! – загремел барон Рихард, сжимая кулаки. – И ты мог молчать 29 лет!

– Но что же мне было делать?… Я тогда ничего не знал о том, что отец девицы Паттенбург застрелился! Когда же мне это стало известно, угрызения совести не давали мне покоя, и я решил сделать предложение Георгине, чувствуя себя перед ней виноватым. Она была всеми оставлена и совершенно без средств, и я поспешил предложить ей свою руку!

– Бедная Георгина! Если бы она знала, каким подлецом был ее муж! – прошептал барон Рихард.

– А о несчастной Леоноре Геллиг вы не подумали? – прогремел голос Ганса.

– О вашей тетке?

– Нет, это была моя мать, невинно страдавшая за вашу подлость! Но теперь я позабочусь, чтобы ваше признание стало известно всем, кто сомневался в невинности моей матери!

– О, пощадите! – умолял полковник. – Избавьте меня от позора, я не переживу его! Рихард, встань хоть ты на мою защиту! Неужели и у тебя не найдется ни капли сострадания ко мне?

– И ты смеешь молить о сострадании, ты, человек без сердца? Да мне стыдно вспоминать, что ты был моим другом, и я пожимал твою руку, загрязненную низким поступком! Воровством! Я ненавижу тебя, отнявшего у меня жену и заставившего меня страдать! Да, да. Ненавижу и проклина…

– Остановитесь, молю вас! – отчаянно закричала Полина, стоявшая на пороге. – Я слышала все! Мне известна тяжкая вина отца, но не проклинай его, дядя Рихард, пусть осудит его Отец небесный!… Моя мать была твоим истинным другом, в память ее, прошу тебя, удержись от ужасного слова проклятия! – прибавила она, падая на ковер без сознания.

Барон Рихард и Геллиг кинулись к ней и положили ее на диван.

Вдруг им послышалось какое-то странное хрипение и клокотание…

Они оглянулись и окаменели: полковник захлебывался кровью, хлынувшей из его разбитых легких.

Тяжелая сцена, свидетельницей которой явилась его дочь, оказалась ему не по силам, и в ту же ночь он скончался… Желание Полины исполнилось: небесный судья сам совершил свой приговор… Полина на похоронах отца не присутствовала: она была тяжело больна… Бедняжка была сражена тем, что она узнала…

Ее отец, дворянин, чистотою имени которого она так гордилась, был вором!

19.

Прошло три недели.

Полина была уже на пути к выздоровлению, и барон Рихард всеми силами старался рассеять грусть своей любимицы, желая вызвать на ее лице прежнюю улыбку.

Но все усилия его оставались тщетными.

Молодая девушка, потеряв всякую надежду на счастье, замкнулась в себе и перестала видеть радость в жизни.

Она сидела у окна, а у ног ее расположилась Дианка, не отходившая от постели молодой девушки все время ее болезни.

Геллиг часто навещал Полину, когда она стала поправляться, он и сейчас находился в ее комнате вместе с отцом.