Из моей копилки

«Командиру полка и батальона Сев. фронта, где находится в действующей армии красноармеец Бобылев Сергей Платонович, уроженец деревни Полуострова Устьянской волости, просьба, если ваш полк и батальон находятся от боевых действий на отдыхе, то отпустить Бобылева домой на две недели весеннего сева. Его старший брат Павел тоже на войне, но далеко от Родины и неизвестно где, а отец ихний Платон Бобылев в силу своей старости пахать не может».

Все эти и подобные бумаги с печатью и штампом имели действие, неукоснительно исполнялись.

Не так давно о последней моей грамоте с благодарностью напомнил мне Сергей Бобылев, ныне пенсионер, живущий в Грязовце. Военное начальство по моей «директиве» действительно предоставило ему отпуск на две недели весеннего сева…

А однажды с моей писаниной был и такой случай. Пришел сапожник Сашка Вонифатов. Просит выдать ему удостоверение в том, что он сапожник, не спекулянт, шьет сапоги на продажу из собственной кожи (!), имеет при себе четыре пары для свободного сбыта на вологодском базаре, и отобранию те сапоги не подлежат, как действительно трудовые.

В таком духе я изготовил ему бумагу и вместо слова «удостоверение», написал тогда модное словечко «Мандат» и честь-честью прихлопнул печать.

Съездил Сашка в Вологду. Сапоги продал, выручил несколько тысяч ничего не стоящих рублей. Потом стал похаживать ко мне просматривать газеты. Особенно его почему-то интересовали объявления в конце номера.

– Что тебя там привлекает в объявлениях?

– Погоди, скоро увидишь, – отвечал мне Вонифатов, – меня будет знать вся губерния.

– Как так, за какие подвили?

– А вот так… Мандат, выданный тобою, я нарочно в Вологде обронил у самой редакции газеты, у «Золотого якоря». Поднимет кто-либо, принесет в типографию, а там должны напечатать: «Считать недействительным утерянный мандат сапожника Александра Вонифатова Устьянской волости, деревни Полуострова…» И все прочитают, и все будут знать, что есть такая-то деревня, а в ней такой-то сапожник, действительный без утерянного мандата. Здорово! Что-то долгонько не печатают!..

– Жди. Может, и дождешься. А не случится ли так: попадет твой мандат в руки какого-нибудь спекулянта, вора, мазурика, и тот начнет орудовать так, что тебя под суд, да и мне благодарности не выразят.

– Ну, помилуй бог! Хотя я тоже однажды так подумал.

Ошибся я немного.

Недели через две приходит в сельсовет милиционер Долбилов. Предъявляет знакомый мне вонифатовский мандат, а к нему приложена бумажка с подписью начальника Ярославского железнодорожного узла: «В поезде, следовавшем Вятка – Москва, задержан безбилетный гражданин Александр Вонифатов (мандат прилагается). Означенный Вонифатов из задержания бежал через раскрытое окно в уборной. Просим взыскать с него штраф десять тысяч рублей, указанную сумму перевести почтой в наш адрес».

Послали десятского за Вонифатовым. Показали документ.

– Вот и прославился. Гони десять тысяч!..

Заерзал Вонифатов.

– Я – не я и лошадь не моя. Без меня меня женили, я на мельнице был… Никогда и никто меня не задерживал…

– Понимаем. Верим. Теперь тебе ясно, что терять мандаты нельзя? Могло быть и хуже. Таким путем не прославишься…

В Ярославль я сочинил подробное объяснение. От штрафа Сашку избавили.

Читатель может мне поверить, что штраф десять тысяч при ежечасном падении денег в годы «военного коммунизма» ничего, кроме проформы, не значил.

Для пущей достоверности приходите ко мне, я покажу вам денежные знаки тех лет. Несколько миллиардов и сотен миллионов у меня сохранилось.

49. ПЕРВЫЕ СТИХИ

МНЕ ПОШЕЛ пятнадцатый год. Я вполне взрослый. Читаю газеты, кое в чем разбираюсь. Еще бы не разобраться: Архангельск заняли интервенты, в Ярославле мятеж, на Шексне банды каких-то зеленых. С разных концов напирают Колчак, Врангель, Деникин, Юденич. Тут и совсем неграмотный разберется. В нашем селе Устье-Кубеноком торгаши повеселели.

В разговорах слышится, кого скоро будут вешать на фонарных столбах.

В первую очередь, конечно, комитетчиков, тех, кто проводил реквизицию и конфискацию имущества у богатых.

Тогда мои юношеские настроения отразились в таких виршах:

Угрожают нас согнать
К площади базарной,
Обещают нас повесить
На столбах фонарных.
Если ты, товарищ,
Не хочешь в петле быть, —
Надо всех буржуев
Скорее придушить.

А чтоб не обижали

Трудящихся крестьян,
Давайте перережем
Попутно и дворян…

Смелость и честолюбие заставили меня подписать стишок своим именем и фамилией – Костя Коничев.

Несколько экземпляров, переписанных от руки, клейстером примазал я к фонарным столбам.

Мои «труды» кто-то прочел, кто-то тщательно соскоблил, оставив малозаметные следы самодельных прокламаций.

Спустя несколько дней остановил меня учитель, он же церковный регент Христофор Рязанов. Человек весьма интеллигентный, строгий и еще не успевший рассмотреть будущего. Он сказал: