Из моих парижских заметок

ИЗ МОИХ ПАРИЖСКИХ ЗАМЕТОК

Парижанин мало путешествует; он обыкновенно знаком только с родным языком, читает только произведения отечественной литературы и, вследствие этого, заметно односторонен и самодоволен. Но будем справедливы: имеются, конечно, французы, которые знают и иностранные языки, это — кельнеры. В числе других они знают и английский, т. е. знают его на европейский манер, — они умеют говорить на нем, но не понимают, что им говорят. Смысл их речей усваивается довольно легко, но облечь английскую фразу в такие выражения, которые могли бы понять они, почти граничит с невозможностью. Они думают, и даже готовы утверждать, что поняли вас совершенно; но, на самом деле, они ничего не понимают. Я имел нижеследующий разговор с одним из таких субъектов; дабы сохранить его дословно, я тогда же записал этот разговор:

Я. Это — прекрасные апельсины. Откуда они?

Он. Прикажете еще? Я сейчас принесу.

Я. Нет, больше не надо, — я только хотел знать, откуда они, — где они росли?

Он (с невозмутимой физиономией, но в несколько повышенном тоне). Вот что!?

Я. Да. Можете вы мне назвать страну, откуда они привезены?

Он. (Спокойно, но еще одним тоном выше). Да?

Я (ободряюще). Они очень освежают.

Он. Спокойной ночи. (Раскланивается и удаляется с видом полного удовлетворения).

Может быть, этот юноша и выучился бы порядочно говорить по английски, если бы приложил к тому немножко старания, но он был француз и совсем не думал об этом, совершенная противоположность нашему народу, пользующемуся всяким случаем, чтобы выучиться по-французски. В Париже проживает небольшое число французов-протестантов; они выстроили себе маленькую, хорошенькую церковь на одном из больших авеню близ Триумфальной Арки, с целью слушать там службу и проповеди на чисто-парижском блестящем жаргоне. Но радость их значительно расстраивается тем, что масса наших земляков каждое воскресенье является в их церковь и занимает все места. Когда священник поднимается на кафедру, он видит весь храм переполненным скромными, сосредоточенными иностранцами, из которых каждый держит в руке книжечку, — по-видимому, Библию, в сафьяновом переплете. Но это только «по-видимому», на самом же деле, это — прекрасно и полно составленный карманный французско-английский словарь Беллофа, по формату и переплету очень похожий на Библию. Все эти лица являются сюда ради изучение французского языка. Храм этот наиболее известен под названием: «церковь для дарового обучения французскому языку».

Надо думать, что эти прилежные посетители приобретают здесь познание только в правильности произношения, но отнюдь не общие знания, так как французская проповедь, подобно французской речи, никогда не упоминает о данном историческом событии, а только указывает на его дату, так что без точных сведений по хронологии — уяснить себе ничего нельзя.

Французская речь обыкновенно излагается так:

«Товарищи, сограждане, братья, благородные представители единственно великой и современной нации!

«Постараемся никогда не забыть, что 21 января разорвало наши цепи, что 10 августа освободило нас от позорного присутствие иноземных шпионов, что 5 сентября явилось оправданием нашим перед небом и землею, что 18 Брюмера носило в себе зародыш собственного осуждения, что 14 июля было могучим гласом свободы, возвестившим начало новой эры и понудившим порабощенные народы земли взглянуть на божественный лик Франции и начать жизнь по новому! Не устрашимся же еще и еще раз повторить вечное проклятие человеку 2 декабря и громовым голосом, — этим исконным голосом Франции, — подтвердить, как непреложную истину, что не будь его, всемирная история не пережила бы ни 17 марта, ни 12 октября, ни 19 января, ни 22 апреля, ни 16 ноября, ни 30 сентября, ни 2 июля, ни 14 февраля, ни 29 июня, ни 15 августа, ни 31 мая! — Не будь его, Франция, чистая, божественная, единственная Франция до сегодня пользовалась бы блестящим и ничем незапятнанным календарем».

Я слышал об одной французской проповеди, законченной следующим необычайным, но красноречивым способом:

«Подумаем же, благочестивые мои слушатели, по поводу этого печального событие о человеке 13 января. Грандиознейшие последствие преступление 13 января непосредственно обусловливаются громадностью самого деяния; без него — не было бы места трагическому зрелищу 30 ноября! Без него возмутительный факт 16 июня не мог бы совершиться и не было бы насильственно прервано существование человека 16 июня; исключительно ему обязано существованием 3 сентября, равно как и роковое 12 октября. И так, можем ли мы быть признательны этому 13 января, с его угрозою смерти вам, мне и всем, которые еще дышат? О, да, непременно, — ибо оно подарило нам нечто, немыслимое без него и ему одному обязанное существованием, — оно подарило 25 декабря!»