Из мрака

Саммерс доехал до конца дамбы и вдруг осадил пони. Прямо в глаза ударил ослепительный свет двух прожекторов.

— Миледи ожидает сахиба, — сказал кто-то не особенно чисто по-английски. Фонари слепили глаза.

— Выключи фонари, болван. Видно за милю.

Саммерс кинул поводья подбежавшему шофёру и с удовольствием разминал затёкшие ноги.

— Миледи ожидает сахиба, — повторил темнокожий шофёр. — Сахиб может обойти кругом, в эти ворота. Миледи пошла в Джантар-Мантар, а мне приказала ожидать здесь.

Дрожащий, испуганный голос шофёра говорил о том, что приказание миледи ждать в одиночку, в этаком месте, особого удовольствия шофёру не доставляет, а теперь сахиб приказал ещё выключить фонари.

Англичанин сунул ему для ободрения бумажку. Спотыкаясь среди обломков и щебня, направился к чёрной пасти ворот.

Он был в этих развалинах в прошлом году — целой компанией, с туристами, с дамами. Осматривали соседние, начисто отрытые гигантские приборы-здания, и один из туристов прочёл целую лекцию об астрономических познаниях древних индусов. Говорил о том, что на месте этих зданий, построенных раджой Джай-Сингом из Джейпура, были другие, ещё более грандиозные, ещё более точные. Их разрушил великий Тимур в 1440 году. Говорил о том, что Джантар-Мантар со своими кругами и ступенями определяют координаты светил и движение солнца с точностью до минуты.

Чёрта ли во всей этой мудрости, если она не помешала всякому, кому не лень, лупить этих высококультурных арийцев и обдирать их с тем же смехом, с каким обдирают их клиенты королевского правительства в настоящее время!

Саммерс спрыгнул с последней, засыпанной щебнем, ступени, очутился перед низкими сводами и двинулся к свету, на внутренний двор.

В первую минуту он никого не увидел. Обежал взглядом выгнутые, обрушившиеся стены с чёрными прорезями длинных амбразур, какие-то грубо отёсанные глыбы, засыпанные на дворе щебнем.

— Джим! — сказал тихий голос.

Саммерс нервно щёлкнул стэком по гетре, порывисто повернулся в ту сторону, где за дверью, ведущей внутрь развалин, стены сгустили непроницаемую темноту. Сказал сердито:

— Клянусь Юпитером: меньше всего расположен к романтическим неожиданностям.

Кто-то тихо засмеялся в темноте. Потом тот же голос ответил:

— Чего же ты сердишься? Ты ведь сам выбрал это место сегодня.

Саммерс небрежно приложил к губам тонкую руку женщины и присел рядом на обломок мраморной балюстрады. Женщина тихо сказала:

— Посмотри, как красиво, Джим. Хорошо?.. Страшно, призрачно, жутко. Ты видел когда-нибудь такую луну, Джим? Луна сковала мне руки и ноги… Я не могла двинуться с места. Я, должно быть, лунатик. Я грезила…

— Нечего было прятаться. Я, слава Богу, не юнкер, а ты не таперша в кинематографе.

Женщина возразила печально:

— Я так редко вижу тебя, Джим.

— Ты предпочитаешь, чтобы подробностям наших отношений посвятили фельетон в «Телеграфе»? Слуга покорный! Впрочем, ты, быть может, не прочь снова променять положение супруги миллионера на окошко кассирши в кинематографе?

— Я не знаю, где было лучше, — задумчиво возразила женщина.

— Бетси! Ради Создателя, без сентиментальностей. Мальчишкой ещё я влюбился в твой удивительно ясный, дисциплинированный ум, в твои прозрачные холодные глаза. Но с ужасом вижу, что ты в тридцать лет готова разыгрывать пасторали.

Женщина сухо расхохоталась.

— В самом деле? Похоже? Успокойся: маленькая комедия. Я совсем одичала в джунглях, хотела испробовать, могу ли я выступать в прежней роли.

— Слава Богу.

— Ещё бы! — голос женщины звучал немножко напряжённой бодростью. — Ещё бы. Потерять такого товарища, такую светлую голову.

— Такого друга, — поправил Саммерс значительно теплее. Взял снова бледную тонкую руку, поднёс к губам и сказал задумчиво, словно пытаясь убедить самого себя:

— Бетси, говоря откровенно… Если я в самом деле любил в жизни кого-либо, так действительно тебя одну.

— Да мы, кажется, сами не прочь от сентиментальности? К делу, сэр, к делу!

Саммерс покопал стэком щебень и сказал:

— Мне необходимо было сегодня повидаться с тобой.

— Это я поняла в ту минуту, когда ты кинулся поднимать мою брошь.

— Да. И попался на глаза Вильсону, доктору Дженнкинсу. Завтра весь город будет знать о происшествии с твоим чудовищем рубином.

— Чудовищем? А знаешь, Джим, в самом деле, я немножко боюсь его. Словно живое что-то у горла, вот-вот схватит, задушит. Погляди, при луне он не красный, а чёрный… Чёрный огонь… Правда, жутко?

Саммерс рассеянно скользнул взглядом по белевшей под вырезом точёной шее и сказал равнодушно:

— Охота таскать на себе целое состояние! Поместила бы в банк.

— В банк? Мой рубин? Ну уж что… Однако мы теряем время попусту, Джим. Ты говоришь, необходимо было повидаться?

— Да, необходимо. — Саммерс подвинулся ближе, взял женщину за руку и сказал, стараясь придать голосу мягкий оттенок: — Бетси, ты уверена в моей дружбе?

— Положим.

— Оставь этот тон, Бетси. Скажи мне: советы, которые я давал тебе иногда, приносили тебе убыток, несчастье?

Женщина долго молчала, пристально глядя в тёмный угол двора. Потом сказала медленно, тихо, припоминая: