Из мухи получится слон

Воспоминания пришлось отложить из-за появившегося мужа, который примчался сломя голову с работы. Супружеская пара рука об руку чинно направилась к контролю, где выяснилось, что билеты и зарплату за последние две недели муж потерял в том самом автобусе, на котором мчался к жене.

— В Мюзик-холл мы в тот вечер не попали, и вообще вечер был безнадежно испорчен, — грустно закончила свою повесть Наташа и заключила: — Теперь ты понимаешь, что мне противопоказано встречаться с этим типом, а если уж получилось встретиться, то хотя бы не стоит приближаться к нему близко. Его присутствие предвещает все грозы, цунами и землетрясения на мою голову.

— Мистика! — сказала я и задумалась.

Вмешательство рокового для Наташи толстяка запутало меня окончательно. Теперь я даже боялась что-либо предполагать или строить планы, ожидая в любую секунду грома среди ясного неба. Но постаралась уточнить существенные детали тлетворного влияния толстых людей на Наташу:

— Значит, если бандитам придет в голову перебраться в этот вагон, то ты откажешься перебраться в вагон к толстяку?

— Ой, не пугай меня и не нагнетай обстановку, — взмолилась Наташа. — Только бы им не пришло такое в голову. Если они появятся здесь, то мне, конечно, придется податься в соседи к толстяку, и тогда меня ждут новые неприятности.

После наших многочасовых мытарств я не была расположена сочувствовать ей по таким мелочам и раздраженно заметила:

— Не сходи с ума. В том толстяке не больше зловещего, чем, скажем, в ручке от чайника. Забудь о нем. Ведь если ты уронишь чайник, потому что сломалась ручка, и ошпаришься, то винить ты можешь только саму себя, а не бедный предмет. Толстяк абсолютно не виноват, что твой муж — растяпа и потерял бумажник, а сама ты неуравновешенная особа, из-за чего попадаешь в переделки. И к твоей тяге вмешиваться в чужую жизнь толстяк не причастен. У тебя всегда бывали неприятности из-за твоих выходок, а не только тогда, когда рядом ошиваются граждане с избыточным весом.

Я так убедительно говорила, что сама себя смогла уверить в безвредности толстяка. И потому ехала с относительно спокойным сердцем. За окнами вагона была уже глухая ночь. В кромешной тьме мелькали лишь одинокие фонари, освещавшие ничтожно малую площадь. И иногда для разнообразия перед глазами проносились станции и платформы. Поезд шел без остановок, и необходимости высматривать на платформах нашу четверку не возникало.

Я расслабилась и, предложив Наташе самой приглядывать за дверью, погрузилась в сладкую дремоту. Только смежила веки и увидела первый сон, как поезд заскрипел всеми своими частями и железяками и решительно начал замедлять ход. Впереди вырисовывалась хорошо освещенная платформа со множеством огней за ней.

— Удельная, — сообщила мне Наташа, прочтя вывеску.

Не стоит и говорить о том, что наша бравая четверка вышла именно здесь, а не поехала до Финляндского вокзала, чем Наташа осталась недовольна.

— Не могли доехать до Финбана, — надулась она. — Какое коварство с их стороны. Ведь мы хотели ждать их на Финляндском. Хороши бы мы были, если б караулили их там. Прождали бы их час, два, четыре, замерзли, переволновались, а они вышли б на Удельной и в ус не дули. Какой эгоизм!

— Не думаю, что они разделяют наши тревоги. Скорее всего они вышли здесь лишь для того, чтобы избежать незапланированной встречи с нами и возможной слежки или просто потому, что им удобнее сесть на метро «Удельная», а не на Площади Ленина.

Я оказалась права. Все четверо припустили бешеным аллюром, чем вконец обозлили меня и Наташу. Мало того, они вдобавок еще и разбежались в разные стороны поодиночке так стремительно, что на обсуждение, кто за кем побежит, у нас с Наташей времени не хватило. И как-то так получилось, что мне достался Амелин, а кто Наташе, я не заметила. Надеюсь, кто-нибудь менее проворный, чем доставшийся мне Амелин.

Такого верткого типа я в жизни не встречала. Он умудрялся протискиваться в почти незаметные свободные пространства между пешеходами и автомобилями. Нырял чуть ли не под колеса автобусов и перепрыгивал через невысокие ограды и перила. Я вконец измучилась и запыхалась, стараясь не отстать от заданного им темпа. При этом должна была соблюдать хоть какую-то конспирацию, потому что этот мерзавец взял себе за правило оглядываться назад через каждые 20–30 шагов.

Погоню за Амелиным приятной прогулкой я не назвала бы, но на улице было еще туда-сюда. А когда мы спустились в метро, Амелин взял прямо-таки убийственный темп.

Я не могу пожаловаться на свою физическую форму. По утрам делаю гимнастику, играю в теннис, иногда бегаю по вечерам, но сейчас я находилась на пределе своих сил. Ноги у Амелина были раза в два длиннее моих, и там, где он делал два шага, я была должна сделать три-четыре. В довершение ко всему в метро было чудовищно светло.