Из недавнего прошлого

Солдатики въ недоумѣніи переглядываются, но тотчасъ же принимаются исполнять приказаніе: приносятъ приборы, холодную баранину и вино…. Изъ-за брустверовъ начинаютъ высовываться головы, съ преобладающимъ выраженіемъ наивнаго любопытства въ глазахъ…. снова поднимается говоръ и смѣхъ, чѣмъ дальше, тѣмъ громче. Толпа постепенно увеличивается…. Зрѣлище такое заманчивое! Всякому хочется посмотрѣть, какъ это полковникъ будетъ обѣдать подъ гранатами?

Очень просто; пригласилъ своихъ адъютантовъ, сѣли вокругъ стола и принялись какъ ни въ чемъ ни бывало, кушать баранину и запивать ее виномъ. А гранаты-то свистятъ да свистятъ…. Турки точно взбѣсились, такъ и жарятъ…. и прямо въ импровизированную столовую начальника отряда наровятъ, но только все не въ попадъ, то перелетмтъ, то не долетитъ, вотъ оказія-то! А вѣдь, кажется, чего бы легче попасть, зрительныя трубки у нихъ отличныя, англійскія, все въ нихъ до крошечки видно…. Эдакій счастливецъ полковникъ, судьба видимо ему благопріятствуетъ и къ концу трапезы шлетъ ему новое подспорье…. Скачетъ адъютантъ изъ главнаго штаба, вѣроятно съ депешами отъ генерала…. Господи, какая рожа! Такъ вотъ и читается на ней, что онъ еще издали увидалъ оригинальную сцену на горѣ и давно ужъ посылаетъ ко всѣмъ чертямъ изобрѣтателя этой безумной выходки…. Однако, какъ тамъ не мнись, а подойти надо, на то служба….

Гранаты изъ непріятельскаго лагеря продолжаютъ летать и разрываться, но кому же теперь придетъ въ голову обращать на нихъ вниманіе? Всѣ взоры устремлены на пріѣзжаго, одинъ только полковникъ продолжаетъ спокойно кушать, ничего не замѣчая. Онъ только тогда подымаетъ глаза съ тарелки и протягиваетъ руку за депешей, когда бумага очутилась подъ самымъ его носомъ.

Медленно и внимательно прочелъ онъ записку генерала, вскидывая по временамъ спокойный взглядъ на несчастнаго адъютанта, который стоитъ передъ нимъ ни живъ, ни мертвъ.

Чтобъ ближе поглазѣть на эту курьезную сцену, всѣ солдатики одинъ за другимъ повылазили изъ-за прикрытій.

Полковникъ сложилъ депешу, положилъ ее въ боковой карманъ, вынулъ записную книжку, оторвалъ отъ нея листокъ и началъ набрасывать на немъ свой отвѣтъ, а затѣмъ, передавая его посланцу, съ любезной улыбкой предложилъ ему закусить.

Зрители этой забавной комедіи придвигаются все ближе и ближе; всѣ глаза пристально впились въ красавчика штабнаго…. Ему ужасно жутко отъ этихъ взглядовъ, щеки его вспыхиваютъ, а затѣмъ, снова покрываются блѣдностью, губы шепчутъ что-то непонятное и вдругъ, онъ съ отчаянною рѣшимостью прикладываетъ руку къ козырьку, быстро повертывается, вскакиваетъ на коня и безъ оглядки удираетъ во свояси.

Съ минуту толпа смотритъ ему вслѣдъ, а затѣмъ разражается такимъ гомерическимъ хохотомъ, что хохотъ этотъ на время заглушаетъ свистъ и трескъ разрывающихся вокругъ гранатъ.

Цѣль начальника отряда достигнута, люди бодро простояли на позиціи до слѣдующаго утра.

Множество разсказовъ подобныхъ этому слышалъ я отъ очевидцевъ про моего сосѣда. Теперь, разсказы эти воскресали одинъ за другимъ въ моей памяти и чѣмъ откровеннѣе разоблачалъ онъ передъ своей слушательницей свои слабости, колебанія и ошибки, тѣмъ ярче выступали въ моемъ воображеніи тѣ выдающіяся сцены изъ его дѣятельности, о которыхъ онъ умалчивалъ.

— Мои подвиги! вскричалъ онъ, на какое-то замѣчаніе, которое я не разслышалъ.

— Мои подвиги! Во-первыхъ, въ нихъ нѣтъ ничего особеннаго, ничего такого, чего многіе не сдѣлали бы на моемъ мѣстѣ; а во-вторыхъ, все это ужасно преувеличено, увѣряю тебя. Прослыть героемъ въ такой войнѣ, какой была наша война…. да нѣтъ ничего легче этого, стоитъ только такъ сдѣлать, чтобъ тебя полюбили люди, сейчасъ произведутъ въ Александры Македонскія! Къ тому же тутъ дѣйствуешь инстинктивно, волей управляетъ идея…. она душитъ въ зародышѣ всякую попытку къ какому бы то ни было анализу и размышленію, человѣкъ превращается въ орудіе долга, а, при такомъ нравственномъ настроеніи нельзя не быть храбрымъ….

Что же касается до его пресловутаго умѣнья ладить съ людьми и внушать имъ любовь и довѣріе, онъ утверждалъ, что обязанъ этому искусству исключительно личнымъ впечатлѣніямъ и что пріемъ, оказанный ему сослуживцами, въ первый день его пріѣзда, открылъ ему глава на многое. Онъ узналъ по опыту, какія мысли и чувства зарождаются въ душѣ самаго добраго, самаго незлобиваго человѣка, послѣ того, какъ онъ пробродитъ цѣлые сутки безъ крова и безъ пищи, безъ привѣтливаго слова въ незнакомой мѣстности, среди сытыхъ и довольныхъ скотовъ, которымъ рѣшительно нѣтъ никакого дѣла до его страданій.