Из ниоткуда в никуда

– Ну что ж вы так уныло, староста, – усмехнулся Сварог. – Вы же, насколько помню, меня не мучили. В жертву приносили – это было, что уж там… Вот кстати: это у всех жангад такой обычай, или вы единственные?

– Только мы, – сказал староста словно бы даже с некоторой гордостью. – Только мы – Хранители Места и Обряда.

Он не врал. Сварог сказал с некоторым облегчением:

– Вот и прекрасно. Не придется за остальными гоняться. Видите ли, староста, мне категорически не по нраву, что по морям плавают люди, приносящие человеческие жертвоприношения, причем, подозреваю, достаточно регулярно…

– Мы не ваши подданные, государь, – сказал староста, – и никогда вашими подданными не были.

– А какая разница? – пожал плечами Сварог. – Если уж на земле это преследуется, то и на воде должно безусловно подлежать… – он покосился на знакомую хижину. – Пусть выйдет Латойя. Живо!

Староста, повернув голову, громко позвал – и из хижины появилась Латойя, почти не изменившаяся, светловолосая и синеглазая, в коротком платье из рыбьей кожи, разве что чуточку располневшая после родов, но это ей шло. На Сварога она смотрела с большим страхом, чем староста и обеими руками прижимала к груди невеликий сверток из той же рыбьей кожи. Подойдя к ней вплотную, Сварог тихо спросил:

– Мой?

Она кивнула. И не врала.

– Кто?

– Сын, – ответила она тихонько.

Сварог протянул руки:

– Дай-ка. Посмотреть, дура, не съем ведь…

После заметных колебаний она все же отняла сверток от груди. Держа его неуклюже (ввиду отсутствия всякого опыта), Сварог откинул уголок одеяльца, присмотрелся. Почему-то он не испытывал ровным счетом никаких чувств, даже не знал, какие именно чувства полагается сейчас испытывать. Смотрел на крохотное личико с закрытыми глазами и сопящим курносым носиком, пытаясь пробудить в себе что-то – а что и сам не знал. Как-то не пробуждалось. Просто крохотное курносое личико, почмокивавшее губами. Возможно, все дело в обстоятельствах зачатия и появления на свет той крохи… Не самые веселые впечатления с ним связаны, и сказать, что Сварог его ждал, никак нельзя. Возможно, когда ждешь, все бывает совершенно иначе – но откуда ему взять такой опыт?

В голове у него вновь и вновь звучал голос Лесной Девы: «Берегись своей крови!». Очень многие, и старуха Грельфи, которой Сварог безоговорочно доверял, считали, что подобные предсказания, сделанные человеку, касались его собственных детей, не обязательно всех, кого-то одного. И что прикажете делать, если это правда? Сделать пару шагов, чтобы оказаться над водой, и разжать руки? Навечно определить в какую-нибудь уединенную башню?

Во-первых, нет никаких доказательств, что эта кроха и есть Гремилькар. Нельзя же убивать всех подряд своих отпрысков, получится вовсе уж гнусно. Во-вторых, он помнил кое-какие сказки: немало королей, султанов и падишахов, оказавшись в его положении, именно что либо поручали убить опасного наследника, либо навечно заточить в башню. Но как-то так получалось, что убийцы своей работы не выполняли, а башню наследник в конце концов ухитрялся покинуть. Одним словом от судьбы не уйдешь. Да и времени впереди достаточно. К тому же эта кроха – тот самый лар, которого просто полагается усыновить с «урезанным» гербом, и, коли уж Сварогу стало о нем известно…

– Сколько ему? – спросил он все также таращившуюся с опаской Латойю.

– Четыре месяца, – отозвалась она тихо. – Уже ползать пытается…

Сварог думал. Конечно, под строгий присмотр врачей, в том числе и своего – кто знает, какая тут у них антисанитария на плоту и какой процент детской смертности. Потом надо будет забрать – интересно, когда они перестают кормить грудью? Ну, а дальше – по заведенному порядку. Можно взять с ним и мать, а можно и не брать – тут уж целиком и полностью на усмотрение благородного лара, так в кодексах и написано…

Вернув сверток – малыш за это время так и не проснулся, – Сварог взял старосту за меховую оторочку одежды, отвел подальше и сказал негромко, веско:

– Слушай внимательно, повторять не буду. Тебя никто не тронет, никого из вас. Но и отпускать вас в океан я не собираюсь. И из-за вашей милой привычки приносить людей в жертву, и… – он покосился на застывшую у хижины Латойю. – Быть вам здесь долго, это не суша, так что не помрете. При матери и ребенке будут неотлучно находиться мои врачи и охрана. Все понял? И не строй ты такой похоронной физиономии, ничего бы и не случилось, не будь у вас милого обычая приносить людей в жертву… Если будут какие-то детали, обговорим потом… а собственно, тебе достаточно обратиться к начальнику охраны, – он усмехнулся. – Похож я на зверя, староста? Или на злопамятного сатрапа?

– Еще неизвестно, что хуже, – тихо, едва слышно произнес староста. – Люди будут тосковать…

– А уж как тосковали те, кого вы связанными сбрасывали в воду… – жестко усмехнулся Сварог.

– Это что же, моя дочь – мать настоящего лара?

– Вот именно, – сказал Сварог. – Может, потому ты еще и жив, а все остальные не отправились прямиком на какую-нибудь каторгу…

– Это ничем не лучше каторги, – староста показал рукой вокруг.