Из ниоткуда в никуда. Часть 3

Максим огляделся. Рядом, за круглым столиком, стояли два молодых парня и, не прячась, наливали в пивные кружки принесенное с собой темно‑красное вино. Тетка в сером халате, что‑то ворча себе под нос, деревянной шваброй с грязной тряпкой протирала кафельный пол. А за окном светило солнце, совсем рядом гремели трамваи и люди спешили по своим делам.

Максим вспомнил строгие серьезные лица на картинах Германа и невольно сравнил их с лицами посетителей. Два парня, разливавшие вино, уже выпили и сейчас морщились от неприятного привкуса. Вернулся Илья с четырьмя кружками в руках.

– Сейчас люди набегут и свободных кружек не найдешь, так что пусть будут, – объяснил он. – Ну как тебе картины?

– Наверное, ты прав. Пора мне возвращаться в прокуратуру, – улыбнулся Максим. – Ты сказал, он с детства рисует, училище десять лет назад закончил и только сейчас начал что‑то в этом понимать. Получается, что я только к пенсии научусь… Если повезет.

Илья сделал несколько больших глотков и поставил кружку на подоконник.

– Да не пугайся ты. Технику можно за год освоить… Но главное же не это… Главное – мысль. Чтобы тебе было что сказать  людям, – он достал из кармана куртки несколько сушек, обваленных в крупной соли, и положил рядом с кружкой. – Искусство для искусства – это чушь… Обязательно должна быть идея. Тогда будут и картины. А рассветы и закаты пусть девочки типа Снежаны малюют.

– Странная они пара, – заметил Максим.

– Он ее летом привез из Костромы. Ездил туда на Волгу природу писать, а вернулся с ней. Девушка решила, что она художница и поэтесса, ну и запудрила ему мозги, – Илья раздавил в кулаке одну баранку и допил свое пиво. – Герман кажется и сам уже понял, что она за птица, – он неожиданно засмеялся. – А вот он и сам идет! Неужели ты отважился на побег? – обратился Илья к подошедшему художнику.

– Миша позвонил. Необходимо встретиться. А они со Снежаночкой друг друга не выносят. Вот ей и пришлось меня отпустить. Я знал, где вас искать. Он сейчас сюда подойдет, – Герман посмотрел на полные кружки на подоконнике. – А вы как будто ждали?

– Угощайся, – предложил Илья. – Только ей не говори, что это я тебя спаиваю.

– Говори не говори – для неё вы все враги. Только некоторых ей приходится терпеть, а некоторых терпеть не надо, – Гера взял кружку, посмотрел на нее с грустью и, вздохнув, выпил почти до дна. – Конечная цель любой женщины – сделать из нас подкаблучников, – добавил он, тряхнув головой от удовольствия. – По их мнению, именно таким должен быть настоящий мужчина.

– Моя мама тоже так думает, – поддержал Германа подошедший паренек невысокого роста с круглым шаром черных мелких кудряшек на голове. Он вытащил из сумки что‑то завернутое в газету и положил на подоконник. – Может они и правы. Хочешь чего‑нибудь добиться – ищи хорошую женщину. Потому что если свяжешься с вами, алкашами, то так и просидишь всю жизнь в этой пивной.

Миша Гольдман мечтал стать стать галеристом и меценатом. Но для этого нужны были деньги, которых не было. Поэтому он пытался их заменить кипучей энергией и обширными связями. Чего только не говорили про него. И то, что его дядя референт Брежнева, что сам Миша работает на КГБ, что его статьи о советской живописи под разными псевдонимами печатают все известные зарубежные журналы. Миша ничего не отрицал, стараясь извлечь из этих сплетен хоть какую‑нибудь пользу.

– Вот, рыбки вам принес, – сказал он, разворачивая газету, в которой были завернуты три больших сушеных леща. – Только, Гера, давай не как в прошлый раз, а то скоро выставка – мы должны быть в форме, чтобы все хорошо подготовить.

Миша совершил почти невозможное. Каким‑то неизвестным образом, он договорился о проведении выставки рядом с Кремлем в одном небольшом выставочном зале в Зарядье.

– Там же и гостиница «Россия» рядом, и Красная площадь. Иностранцев полно. А то, что вместе с картинами Юрия Ракши, так это еще лучше, – сильно картавя, рассказывал Миша. – Я в ярославской типографии цветные каталоги заказал. Если все пройдет хорошо, то следующая выставка уже в Болгарии будет. А там, может, и в капстраны пустят.

Через час Миша сам сбегал за вином в соседний магазин, руководствуясь принципом: если процесс невозможно остановить, то тогда лучше его возглавить. На закуску он взял почти килограмм сыра, который ему сразу порезали крупными кусками.

– Только вот твоих любимых валькирий на выставке не будет. Только через мой труп, – объявил Миша, сам разливая водку в откуда‑то взявшиеся стаканы.

– Почему это? – опешил Герман.

– А потому, что мы не та страна, где нужно немецких идолов рисовать.

– Какие идолы? Это герои народных эпосов! Вагнер же… Нибелунги… – раздраженно перечислял Гера. – Русские князья от них пошли. И вся наша история.

– И с русскими князьями и церквями у тебя тоже перебор.

– Какой перебор? Ты о чем?