Из Новгородской губернии

Напившись чаю, мы поѣхали на озеро. Ильмень въ полую воду подходитъ къ самому Спасо-Пископцу, а сильною водою и берега подмываетъ; въ послѣдніе двадцать лѣтъ около Спасо-Пископца отмыло сажень на двадцать. Старики помнятъ берегъ на версту дальше нынѣшняго. Когда вода сойдетъ, — до озера версты двѣ. Зимой нельзя замѣтить, гдѣ начинается озеро: такъ пологи берега.

— А какая вода лучше для ловцовъ, спросилъ я своего спутника, сильная или малая?

— «Какъ можно!» отвѣчалъ онъ: «въ малую воду рыба лучше ловится: рѣки мелѣютъ, рыба и сваливается въ озеро; а въ сильную — вся по рѣкамъ разойдется, да въ рѣкахъ почитай все лѣто и живетъ; для насъ зимнихъ двойниковъ все едино, а для лѣтнихъ гораздо, гораздо хуже.»

Выѣхавъ на озеро, мы взяли нѣсколько на востокъ отъ дороги на Ужинъ и, проѣхавши версты двѣ-три, увидали до восьмисотъ саней съ сѣдоками: на саняхъ, непремѣнно сѣдокъ, хотя бы мальчикъ, или даже дѣвочка.

— Зачѣмъ столько народу собралось? спросилъ я своего проводника.

— «А рыбу покупать у двойниковъ-ловцовъ, отвѣчалъ онъ, это все рыбаки. Сюда пріѣзжаютъ верстъ за пятнадцать, а то и больше.»

Шумъ былъ страшный между рыбаками; но очень немногіе, не болѣе сотни, толковали о дѣлѣ, прочіе же разговаривали кой о чемъ; дѣти играли. Изъ толковавшихъ о дѣлѣ на первомъ планѣ стоялъ мужикъ, съ окладистой бородой, въ новомъ дубленомъ полушубкѣ, сверхъ котораго былъ надѣтъ на распашку тулупъ тоже дубленый.

— «Всѣ двойники на озерѣ?» спросилъ онъ громкимъ, зычнымъ голосомъ.

— Теперь всѣ выѣхали! проговорили нѣкоторые.

— «Ну, слушай!» крикнулъ первый, «отступнова — рыбакамъ на кажинную дугу по гривеннику!»

— Какъ можно по гривеннику! зашумѣли въ толпѣ: теперь ловъ хорошій! Не грѣхъ прибавить! Рубль пять надо дать! Три гривенника!

— «Еще что тамъ врать!» вскрикнулъ опять дубленый тулупъ: «сказано по гривеннику, и будетъ!»

Въ толпѣ еще раздавалось: «Три гривенника! Четвертакъ! Хоть пяти-алтынный бы дать!» но тулупъ сталъ толковать съ своими, т. е. съ дѣловыми.

— «Ну давай разсчетъ дѣлать: сколько рыбаковъ надо оставить», началъ тулупъ: «къ Спасо-Пископскимъ на двухъ по 8, да Егору Степанову 7; на Самокражу Семенову 6, да Ивану Петровичу 8….»

— Къ Петру Семенычу можно прибавить, сказали въ толпѣ.

— Будетъ и шести! заспорили другіе.

— «Будетъ шести!» сказалъ тулупъ: «на Ретлю [16] пять: онъ прошлую недѣлю плохо ловилъ: рыбаки за нимъ даромъ проѣздили!…»

Такимъ образомъ, иногда немного поспоривъ, иногда настаивая, иногда уступая, онъ разсчиталъ на десять двойниковъ 68 человѣкъ рыбаковъ —. Кто на озерѣ останется? спросилъ онъ послѣ разсчета: «отходи!»

Въ сторону отошло человѣкъ до восьмидесяти; сосчитали, бросили жеребій кому отходить; потомъ сосчитали, сколько дугъ осталось, и оставшіеся рыбаки на всякую дугу дали по гривеннику. Съ каждои дугой, т. е. запряженной лошадью долженъ быть кто нибудь, хоть маленькая дѣвочка; въ противномъ случаѣ дуга лишается права на отступной гривенникъ. Я сѣлъ въ сани и поѣхалъ на тоню.

— Скажи пожалуйста, спросилъ я своего проводника: за что же рыбаки платятъ отступнаго всѣмъ, кто пріѣдетъ на озеро?

— «Такой законъ, ваше степенство», отвѣчалъ мнѣ мой проводникъ: «всѣ рыбаки, сколько ни наесть, отъ Юрьева до Ретли, всѣ пріѣзжаютъ; а чтобъ даромъ не ѣздить, получаютъ, значитъ, по гривеннику. Да и всѣмъ даютъ, кто на озерѣ случится: коли хотите, подходите, и вамъ дадутъ», прибавилъ онъ усмѣхаясь.,

— Нѣтъ, за это спасибо, сказалъ я, а скажи пожалуйста: зачѣмъ законъ такой положенъ? Вѣдь ихъ подводъ слишкомъ семьсотъ осталось, по гривеннику выходитъ слишкомъ семьдесятъ рублей, — эти деньги съ ловцовъ же выручаютъ.

— «Безъ этого нельзя», отвѣчалъ онъ: «имъ тоже хлѣбъ надо дать, оттого такой законъ изъ поконъ вѣку и положенъ: мы за этимъ не гонимся! Да и правду сказать: не всегда столько народу и скопляется: другой разъ пріѣдетъ дугъ пятьсотъ, не больше.»

Мнѣ говорилъ мой проводникъ, что онъ за себя поставилъ козака на этотъ день, чтобы ѣхать со мною.

— Сколько ты заплатилъ за день козаку? спросилъ я его.

— «Да заплатилъ дорого: пятнадцать копѣекъ,» отвѣчалъ онъ: «случается дешевле нанимаемъ.»

— Какъ же такъ: ты нанялъ работать за пятнадцать копѣекъ, а тѣ даромъ получаютъ почти по стольку же?

— «Да онъ безъ лошади!»

— Но все же мнѣ кажется, что козаку супротивъ рыбаковъ дали мало.

— «Да козаку-то заплатилъ я одинъ,» говорилъ мнѣ проводникъ, «а рыбакамъ міръ платитъ: оно и легко. Ваше степенство говоришь: съ насъ съ ловцовъ рыбакамъ деньги сходятъ. Слушай: всѣхъ двойниковъ десять, въ кажинномъ двойникѣ тридцать два человѣка; это выходитъ всѣхъ 320 человѣкъ; да съ Трехъ-Острововъ Тарасъ Ивловъ, — у того 8 человѣкъ: имъ и легко платить; а я одинъ отдавай деньги своему козаку!»

Противъ этой логики я спорить не могъ.

— Скажи пожалуйста, спросилъ я, немного помолчавъ: я хочу купить у ловцовъ рыбы?

— «Сперва, когда жеребій трясли», отвѣчалъ онъ, «можно бъ было: недостало бы жеребья — купилъ, а теперь ни за какія деньги тебѣ ловецъ не продастъ: нельзя; всю рыбу продавай рыбакамъ, что по жеребью достались.»

— Ну коли дешево дадутъ?