Из огня да в полымя

Минц вывалился в палисадник через открытое окно. Шлепанцы остались в комнате. Густая крапива обожгла его, как десяток плетей!

Казалось, что с него содрали кожу!

Или он уже взошел на костер, как Джордано Бруно.

Темно, хоть глаз выколи.

Минц шарил руками по земле и чувствовал, как его тело краснеет и раздувается от ожогов.

А ведь повезло!

В тот момент, когда, отчаявшись, Лев Христофорович был готов оставить поиски, пальцы сомкнулись на кусочке металла!

Еще мгновение, и пояс верности глухо стукнулся о землю.

И Прекрасная дама мужского рода испустила шепотом клич свободы и любви.

Расчесывая обожженную кожу, Минц ввалился обратно в дом.

Теперь — десять шагов, и наступит момент счастья!

И пускай пойдут дети! Пускай будут сложности, пускай его не поймут соседи и друзья. Зов плоти сильнее.

От вожделения даже зудеть перестало. Минц вспомнил о классической сцене: Нехлюдов соблазняет служанку Катюшу.

А может, это моя лебединая песнь?

Минц вошел в комнату. Его колотила дрожь.

Он нащупал путь к дивану.

Его рука протянулась к тому месту, где должно было находиться плечо русалки.

Плеча на месте не оказалось.

И вообще никакой русалки на диване не оказалось.

— Милая, — прошептал Минц, — я сдаюсь. Я больше не могу оставаться морально устойчивым.

Никто не ответил Минцу. Только настенные часы громко, как сердце испуганного зайца, отсчитывали секунды.

Минц зажег свет. Свет был слишком ярок.

Смятое одеяло лежало на диване.

Минц кинулся к туалету. Может быть, она там?

Но и в туалете ее не было.

Минц подошел к письменному столу и тяжело уселся возле него.

— Ну что ж, — сказал он, — судьба меня спасла. Она избавила меня от соблазна.

Наверное, так же говорил монах, увидев, как скрывается в пыли бричка с развратной помещицей.

Потом Минцем овладела жалость.

А что, если она так испугалась за свою девичью честь, что предпочла погибнуть в загрязненных водах реки Гусь, только не отдавать тело старику Минцу?

Ну что ж, и в этом случае я остаюсь, к сожалению, в выигрыше.

Взгляд Минца упал на белый лист бумаги, лежащий посреди стола.

Это была записка, адресованная ему:

Дорогой Лев Христофорович!

Спасибо за гостеприимство. Наш расчет оказался верен. Мне удалось возбудить в вас обычную мужскую похоть. И вы забыли об осторожности. Вы ворочались на своей раскладушке, натянув на нижнюю часть живота какое-то ржавое сооружение. Когда-нибудь вы нам расскажете, что это такое.

Пока вы мучились, я изъяла у вас все рабочие тетради с расчетами, а также выгребла из компьютера все, что было возможно. Мы давно охотились за вашими изобретениями. Без них у нас возникли трудности с завоеванием мирных планет Галактики. Наши шпионы и генералы заранее благодарны вам за помощь в наших разбойничьих войнах.

Еще раз спасибо. Надеюсь, вы снова все изобретете.

На всякий случай, чтобы вы не мучились от нашей разлуки, я оставляю вам свою истинную фотографию, без камуфляжа. Посмотрите на нее, когда вас снова посетит страстное желание прижать меня к груди.

Ваша НГ № Х238-98.

Можете по старой памяти звать меня Нинелей.

Минц посмотрел на фотографию. Объемную, цветную, видно, очень похожую на оригинал.

Страшнее твари Минцу еще не приходилось видеть. Единственный глаз злобно таращился из-за шипов и бородавок.

Чтобы не видеть больше эту шпионку, Минц перевернул фотографию. На обороте было написано:

Пусть на память тебе останется

Несказанная личность моя.

Если нравится — храни, а не нравится — порви.

Минцу хотелось порвать фотографию. Но он был настоящим ученым. Он сделал над собой усилие и положил фотографию в стол.

А потом принялся подсчитывать убытки и потери и жалеть обитателей планет, пострадавших от его запоздалой чувственности.