Из огня да в полымя

Тихо скрипят старые деревянные половицы под осторожными шагами. В тёмной, объятой густым ночным мраком ночи комнате летают частички пыли и пахнет различными целебными травами, лекарствами, отварами. По самодельным полкам аккуратно расставлены колбочки, книги, коробочки с нитками, иголками, пуговицами, папиными лекарскими и рабочими инструментами. В дальнем углу стоит сундук с одеждой и маленькая бадья для умывания с холодной водой. Мерно, умиротворяюще потрескивая, дрожит маленький затухающий огонёк оплывшей свечи, одиноко стоящей на столе, а прямо за этим столом, положив голову на сложенные руки, словно младенец крепко спит папа, как всгда тихо похрапывая. Его густые, обычно собранные волосы по плечи длиной спутались и разметались, а на полу рядом расплывались чернила из опрокинутой чернильницы — он, верно, и не заметил.

Такая острая, недетская тоска пронзила сердце! Словно кто-то исполосовал его тупым ножом, ногтями выдирая куски кровоточащей плоти. И всепоглощающая нежность, бесконечная, впервые горькая. Так и хотелось подойти, обнять единственного дорогого человека в мире, выплакаться, слушая сбивчивые слова ободрения, заверить его, что всё ещё будет хорошо, и, как в детстве, уснуть у него на коленях.

На секунду замерла, не дыша, застыла истуканом, широко открыв стеклянные сухие глаза и сглотнув горький ком в горле. Так страшно, неожиданно. Волнительно. Больно…

Вдруг в комнату через окно ворвался порыв ветра, затушив свечу, и я наконец очнулась. Тряхнув головой, будто отгоняя наваждение, снова вытерла набежавшие слёзы, и, положив аккуратно свёрнутую записку на раскрытую ладонь, легонько дунула, добавив совсем немножко магии.

Бумажка мягко приземлилась на стол, а я, поспешно закрывая за собой дверь, судорожно вздохнула.

Так надо. Помни, Эва, что иначе ты не могла. И научись быть сильной во всех смыслах, чтобы когда-нибудь, однажды… а, впрочем, пустые мечты.

Крадучись, вышла во двор, стараясь не скрипеть дверью, и плеснула прохладной воды из бочки в разгорячённое, будто обожжённое, лицо. Лунный свет упал на неровную водную гладь, и в отражении показалось тёмное едва различимое лицо.

Я не узнавала себя. Худая, смертельно бледная, с красными сумасшедшими глазами и искусанными губами. Встреть такую на улице — смотрела бы с жалостью, ибо вся моя фигура излучала отчаяние.

Сибилла уже ждала меня, вальяжно облокотившись на одно из деревьев рядом с тропинкой, ведущей в лес. Крепко сжимая маленький узелок с одеждой, я вопросительно, почти со священным ужасом смотрела на взрослую, древнюю ведьму, внутренне содрогаясь перед той неизвестностью, что меня ждёт.

Неужели я когда-нибудь буду такой, как она? Сильной, пугающей, красивой и холодной, словно потусторонней? Равнодушной?…

— Мы все проходим через это, — сухо обронила она, бросив на меня короткий сочувствующий взгляд. Лишь на миг тёплый живой огонёк воспылал в этих мёртвых, ледяных глазах, и тут же исчез, сожранный неизмеримой пустотой. А затем ведьма, не сказав более ни слова, уверенно повела меня вглубь чащи.

Мы шли минут десять, и лес будто расступался перед нами, указывая путь, отводя случайные препятствия с нашей дороги. Мы, ведьмы — покровительницы леса, его выкормыши и приёмыши, ревностно его оберегающие. Взамен он платит нам тем же.

В абсолютной темноте и тишине, посреди поляны, я даже не сразу поняла, что мы уже пришли. Ведьма отпустила мою руку, и больше ничего не подтверждало того, что здесь кто-то есть, кроме меня самой. Лишь внимательно вглядевшись во мрак, я заметила около трёх десятков пар поблёскивающих глаз и чьи-то полуразмытые фигуры. Вокруг. Рядом.

Неконтролируемый ужас сковал меня тяжёлыми цепями. Особенно тогда, когда все эти фигуры начали осторожно, словно хищники к добыче, приближаться ко мне, окружать. Сердце стучало как бешеное, гулом отдаваясь в голове, ногти вцепились в ладони до боли, плечи сжались, но я стояла, не шелохнувшись, не издав ни звука.

Нельзя показывать свой страх. Нельзя!

Тогда я наивно полагала, что у меня получится что-либо скрыть от ведьм на их территории. Глупость чистой воды, но что поделаешь: я была подростком, растерянным напуганным несмышлёнышем, на миг растерявшим всякое здравомыслие.

Между тем фигуры окружили меня тремя плотными кольцами. Рядом мелькнула чья-то размытая темь, а затем громкий, звучный женский голос отчётливо произнёс:

— Подойди, дитя.

«Легко сказать — иди. Куда?!» — Злилась я, мысленно проклиная всех чёртовых ведьм, одной из которых мне предстояло стать.

Себя в тот миг я тоже ненавидела.

Слепая, как котёнок в этой темноте, я послушно двинулась на голос и остановилась напротив трёх фигур, тоже застывших в центре круга. Тяжёлая рука вдруг опустилась на моё плечо, давя к земле. Опустившись на колени, я подняла голову, гулко сглотнув под тяжёлым взглядом.

— Прямо перед тобою четыре предмета, каждый из которых символизирует стихию. — Продолжал голос, — Одна из них поможет тебе пройти перерождение. Выбирай.