Из огня да в полымя

– Да, в какой-то момент перестаешь замечать и цвет волос, и даже размер груди. Остаются только два ощущения. Ты рядом. И нет тебя. А все остальное – детали.

– Да вы поэт, Алексей Сергеевич! – Ее на самом деле изумили его слова и неожиданно серьезный тон, какими они были произнесены.

– Поэт – это Северянин, Катенька. А я – адвокат, которого бросила девушка. Знаешь, как у «Чижа»: «Когда уходит любовь, начинается блюз…» Что еще остается? Ну не готовить же иск в суд о понуждении ее к общению.

Шеф удивлял ее все больше и больше. Бросила девушка? Блюз? Любовь?!

– Сожалею, если у вас проблемы с Алисой Островской, – изобразила сочувствие Катя. – Вы такая яркая пара.

Он посмотрел на нее, как на умственно отсталую:

– Настолько яркая, что бабушку точно ослепит. Если ты помнишь, моя бабушка-княгиня лично знала Пастернака. Лично знать ведущую скандального телешоу, хотя и с литературной фамилией, ей не обязательно.

Что ж, вот в этом нет ничего удивительного. Никакой поэзии. Да и романтику смело зачеркиваем. Мужчины!

– То есть Алиса Островская достаточно хороша, чтобы играть с вами в бильярд на раздевание и терять сережки в вашей постели, но никак не гармонирует с обивкой вашей аристократической гостиной? – почему-то разозлилась за Алису Катя.

В конце концов, та проявила женскую солидарность и не отказалась помочь супруге боксера. Да и вообще, не было бы Островской, Горчаков сбежал бы среди ночи от Кати к другой. Изменил-то ей Алексей, а не Алиса. Алиса Кате ничего не должна. Не обещала быть вместе, «пока утро не разлучит нас». Горчаков, конечно, тоже не обещал. Но Кате казалось это само собой разумеющимся. Век живи, век учись…

– Уверяю тебя, ей самой этого не надо. Разве что в профессиональном плане, – возразил он. – Если бы мне пришла в голову бредовая идея познакомить с бабушкой Алису, та бы сразу стала тыкать в бедную пенсионерку микрофоном и требовать подробностей того, что «у нее было с Пастернаком». Кать, блюз – это не про Алису.

Да, действительно, как-то она недооценила его мужское обаяние. Выбор, конечно, намного шире. А могла бы знать, все-таки соседи. Но Катя до сих пор не имела привычки подглядывать в глазок.

– Простите, это вообще не мое дело. – Она отвернулась к окну и внезапно образовавшейся за ним пробке.

Странная вещь эти пробки. Обычно стоишь в них и видишь, как убивают время, причем твое время. Расстреливают по секундам, даже не из пушки по воробьям, а из установки «Град» по кузнечикам: ни одной не спастись. Спрашивается, зачем было выбегать из дома с недосушенными волосами, оставив на кухне недопитый кофе. Раз все равно стоять, могла бы не торопиться и даже успеть помыть не только чашку, но и плиту, потому что кофе тоже куда-то обычно торопится.

Но все меняется, если, цитируя Горчакова, «ты рядом». Тогда расстрел вдруг превращается во вручение наград. Взгляд, улыбка, даже молчание – все награда. И специальный приз – его слова про любовь. Конечно, трудно поверить, что блюз – это про Катю. Это про что-то изысканное, утонченное. Алиса Островская, конечно, тоже не подходит. Вот какая-нибудь прима Большого театра или дочка английского посла… В любом случае никак не помощница из твоей собственной фирмы, у которой нет ни одной нитки настоящего жемчуга. А есть провинциальное детство, заурядная внешность, выпивающий отец, мать, мечтающая выдать дочь замуж хоть за кого-нибудь, квартира с недоделанным ремонтом и куча комплексов от всего этого.

Она понимала, что это не может быть про нее, но чувствовала, что именно про нее…

– Кать, ты так и будешь ускользать от меня? – вздохнул Алексей. – Прятаться за Алису и вежливость.

– Я вас не понимаю.

– Прекрати называть меня на «вы». И просто будь со мной.

Это была не просьба, а требование. При этом он даже на нее не смотрел. Он смотрел на дорогу. А она изучала его аристократический профиль и мечтала его растиражировать. И чем раньше, тем лучше. Ведь сын обязательно будет похож на него. Она ничего не могла поделать с этим желанием. Черт, ну почему так?!

– Я с тобой, – сказала она. И это было не признание, а стон. – Это тебя не было рядом. А огонь был.

– Прости! Лучше бы наоборот. Это действительно свинство с моей стороны. И с его тоже.

– Это шутка? – возмутилась она. – Удачная, ничего не скажешь!

Ему легко говорить. А Катя до сих пор не могла забыть, как ее душил в объятиях дым, как на нее бросилось со всех сторон пламя, а в висках дятлом стучало: «Это конец!» И ничего уже не будет: ни семьи, ни работы, ни сбежавшего кофе. Вообще ничего…

– Нет, это новое свинство, – тут же согласился он.

– Это не свинство, Алексей. Это твой образ жизни. Ничего серьезного, ничего святого. Наверное, так легче и приятнее. Но я живу иначе.

– Давай делать это вместе. – На этот раз он повернулся и посмотрел ей в глаза.