Эта ночь была особенно красива, наполнена до краёв густой темнотой, лёгким ветром и далёким мерцанием звёзд. Полная серебряная луна смотрела на меня снисходительно и печально сквозь открытое окно покоев, откуда на улицу то и дело непроизвольно падал взгляд, и я вдыхала полной грудью диковинный запах цветов, что росли под окном – сладкий, как никогда… В такие моменты, такие вечера и ночи, я вспоминаю дом. Маму и папу, несбывшиеся детские мечты. Я так старательно гоню от себя эти мысли, это холодное одиночество, но в такие уютные вечера, такие дивные ночи, они просыпаются с новой силой… Хотя сейчас всё это должно отойти на второй план, оставив лишь цель.
Отравить что-либо (свечи, одежду, еду или напитки) не представлялось возможным, ибо в этом замке по сотне раз проверялось абсолютно всё лично герцогом. Абсолютный контроль. Ни яд, ни оружие не пронести, но я знала, что так будет. Поэтому…
Взгляд невольно упал на маленькую коробочку с помадой. И снова меня спасает одно из зелий, изобретённых мной и Брианой, которое мы так надеялись никогда не применять… но и для него пришёл час.
Это зелье – нераспознаваемый медленнодействующий яд с магической составляющей. «Поцелуй смерти». Мне он вреда не причинит, несмотря на то, что наношу его на губы, а вот тому, кого я поцелую – очень даже. Я бы назвала этот яд самым страшным в мире, потому что сначала он действует на разум и душу, а уж потом на тело. За две недели жертва в страшных муках теряет рассудок, а потом умирает от кровоизлияния в мозг. И не подкопаться.
Даже худшему врагу не желаю такой участи… И снова дрожат руки… Но, вспомнив горящих заживо Сибиллу, молоденьких сестёр-ведьмочек и их нерождённых детей, я обуздала жалость, почувствовав, наконец, некоторую решимость.
Мразь сполна расплатится за все свои грехи. И плевать, на что мне придётся пойти ради этого. Плевать. Переживу.
– Госпожа, с вами всё в порядке? Вы так бледны. – Чья-то маленькая тёплая рука коснулась обнажённого плеча. – Мне пора уходить. Его светлость уже идёт…
В лицо дунул холодный порыв ветра, и я, вздрогнув, очнулась. Задумчивость задумчивостью, а руки знают своё дело: ресницы накрашены, подведены «стрелками», лёгкие золотистые тени в тон нескромной «одежде» подчёркивают яркость глаз, придавая им глубины и загадочности. Волосы сияют, расчёсаны до блеска…
– Да, ступай. – слабо улыбнулась я своему отражению.
Дверь тихо закрылась, и комната ненадолго погрузилась в такую тишину, что я слышала только гулкое биение собственного сердца. Встав, замерла, как статуя, не мигая глядя на луну, виднеющуюся в окне, чувствуя, как кровь застывает в жилах… И не шелохнулась, даже когда горячие губы жадно «пробежались» по шее.
– Теперь ты моя… – шепнул герцог, обдавая запахом перегара. Его глаза влажно и горячо угольками блестели в полутьме.
С неподдельным трепетом обернувшись, невинно взмахнула ресницами, смущённо и страстно, с обещанием рая томно взглянув в ненавистные глаза.
– Твоя… – с лёгкой полуулыбкой шепнула в ответ, с вполне искренним наслаждением податливо прижавшись губами к его губам.
…Твоя смерть.
Я за свой грех плачу худшую цену прямо сейчас, отдаваясь тебе, сволочь, но твоя расплата – я это знаю наверняка – будет гораздо страшнее. За всё приходится платить… кем бы ты ни был.