Из огня да в полымя: российская политика после СССР

Даже этого короткого перечня неизвестных величин: (1) «фальсификация предпочтений» и непредсказуемость поведения россиян; (2) уровень готовности и способности правящих групп эффективно подавлять сопротивление граждан; (3) управленческая деградация и неспособность к реализации антикризисной политики – вполне достаточно для того, чтобы снять вопрос о сколь-нибудь реалистической оценке вероятности тех или иных сценариев политического развития нашей страны. Но помимо конкретных развилок и поворотов ситуации «здесь и теперь», существует и общая логика политической эволюции режимов и обществ, и нам необходимо за деревьями текущих событий в России увидеть и лес тех политических тенденций, которые определяют настоящее и могут определить и будущее политики в нашей стране.

Вместо заключения: Россия будет свободной

Крах коммунистического режима и распад СССР произошли в 1991 году, когда в мире отмечался процесс, который Самуэль Хантингтон в том же году назвал «третьей волной демократизации» (по аналогии с «первой» волной XIX – начала XX веков и «второй» волной после Второй мировой войны). В тот период (Хантингтон датировал его начало 1974 годом, когда пала диктатура в Португалии) рухнули многие авторитарные режимы в Латинской Америке (от Аргентины и Бразилии до Чили), Азии (от Филиппин до Южной Кореи и Тайваня), Южной Европе (Испания, Греция), наконец, после 1989 года произошла демократизация стран Восточной Европы. Многим наблюдателям тогда казалось, что новый глобальный процесс всеобщего и полного перехода к демократии захватит, в том числе, и постсоветские страны, которые «по умолчанию» обречены на то, чтобы стать демократическими.

Эти во многом наивные ожидания сбылись или не в полной мере, или не сбылись вовсе – Россия в этом плане отнюдь не оказалась исключением. То, что двадцать с лишним лет назад казалось появлением на свет новой постсоветской демократии в России, на деле оказалось лишь болезненным распадом прежнего авторитарного режима и последующим не менее болезненным становлением нового постсоветского авторитаризма. Эти тенденции в нашей стране оказались вписаны в охватившие многие страны и регионы мира (от постсоветских Украины или Армении до далекой от нас Венесуэлы) процессы становления режимов электорального авторитаризма [257] . Но значит ли это, что именно авторитаризм представляет собой основную закономерность, своего рода магистральное направление политической эволюции нашей страны, а попытки ее демократизации неизбежно носят лишь временный и частичный характер, заведомо обречены на неудачу, да и в общем и целом представляют собой не более чем тупиковые ветви российского политического развития?

Если перейти с языка описания политики на язык повседневной жизни, утверждение, что даже тяжелое и болезненное поражение раз и навсегда закрывает дорогу к успеху, выглядит абсурдным (если бы дело обстояло именно так, то в мире не было бы «историй успеха» повторных браков после разводов или появления выдающихся литературных произведений, авторы которых прошли через провалы своих первых рассказов или стихов). Если же обратиться к мировой политической истории, то без труда можно обнаружить во многом сходные повороты и зигзаги политического развития, которые были присущи самым разным странам в те или иные эпохи. Можно вспомнить ту же Францию, где падение монархий дважды (в 1789 и 1848 годах) после серии драматических постреволюционных событий оборачивалось приходом к власти сперва Наполеона Бонапарта, а позднее – его племянника Луи (именно начало его правления было охарактеризовано знаменитой фразой Карла Маркса о том, что история повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса) [258] . Падение чрезвычайно коррумпированного режима Луи Наполеона после военного поражения от Пруссии носило крайне болезненный для страны характер, но в конечном итоге именно оно открыло дорогу к успешной демократизации Франции. Становление Третьей республики в 1870-е годы отчасти явилось следствием стихийно сложившегося стечения обстоятельств, но, по большому счету, оно все же стало логическим результатом всего драматического процесса трансформации тогдашнего французского политического режима, да и французского общества на протяжении XIX века, и во многом отражало общие тенденции европейской демократизации той эпохи [259] . Параллели между российским политическим режимом эпохи Владимира Путина и Второй империей во Франции времен Луи Бонапарта весьма популярны в отечественной публицистике [260] , но они дают надежду и на то, что на смену сегодняшнему российскому авторитаризму может (пусть и далеко не безболезненно) прийти и вполне устойчивая демократия, хотя никто не гарантирует, что ее будущее окажется безоблачным.