И вот очередь дошла до госпитальной церкви святой Марии Магдалены. Еще 1422 году здесь уже был храм, освященный в 1475 году папой Сикстом IV и в 1505 году Юлием II. Со временем он оброс лечебницами, и здесь страждущие получали физическое облегчение и духовное исцеление. От церкви до наших дней не дошло ничего, или почти ничего, если не считать, что промоленное место приносит облегчение в любом случае, даже атеистам и иноверцам. Детская Городская больница располагалась в корпусах небольших отдельно стоящих зданий. Огромные пни от вековых деревьев то тут, то там виднелись во дворе больницы, на укрепленном холме возвышалось здание, отдалено напоминающее часовню, вокруг виднелись могильные плиты со срезанными крестами и остатки надгробий. «Как знать», – подумала Яна, – «Может быть именно здесь, нашел свой последний приют миротворец и просветитель, человек, вошедший в историю своими достижениями в различных областях, епископ Абосский и просто добрый пастырь для своих прихожан, Микаэль Агрикола. Быть может, он и сам хотел быть похоронен именно в этой церкви существовавшей еще до реформации и разделения церквей, благославленной двумя папами римскими, скромной госпитальной церкви при лечебнице. А как человек, посвятивший себя служению богу, вряд ли он не был прозорлив, и быть может заглянув в будущее он увидел свой народ вместе с Великой Россией, и знал, что только через Россию его страна получит независимость, государственность и просвещение».
Глава 6. Ужин
Бьерке. Дождь. Постоялый двор. По-шведски:
«Хозяин открывай!» – раздались тяжелые удары в ворота.
«Кого это на ночь глядя принесло», – хозяин двора начал неторопливо одевать башмаки.
«Чего изволите!» – по-шведски. «Дождь, как на зло, еще вымокну весь», – бурчал хозяин, на родном финском языке, себе под нос.
«Ого, какие гости, не иначе делегация самого шведского короля!» – хозяин испуганно подбежал к воротам.
«Открываю, бегу!» – снова по-шведски.
«Тащи на стол все что есть, и вина побольше! Мы очень устали в дороге», – гости проходят в дом, – «И дров подкинь. Одежда вся промокла».
Вносят в дом человека в епископской рясе.
«А что с епископом?» – хозяин заискивающе смотрит на гостей.
«Спит епископ. Притомился в дороге. Растрясло», – гости отводят глаза.
«На кровать, на кровать епископа», – хозяин недоверчиво оглядывает спящего епископа. Что-то звякнуло, пряжка с туфли епископа оторвалась и укатилась под кровать.
«Спит то, мертвым сном», – подумал он про себя, – «Ну, не моего ума дело».
Хозяин торопливо побежал за вином, хлебом и мясом.
Гости садятся ближе к огню.
«Что говорят не слышно, все по-шведски, договор, договор, ругают кого-то», – сквозь не плотно закрытую дверь хозяин пытается различить разговор. «Один стрелу все вертит в руках. Сломал со злостью пополам». Обломки арбалетной стрелы полетели в огонь.
«Гости то мои все пьют, едят мало. Видать случилось что-то», – хозяин стучит обеспокоенно в дверь. Кланяется.
«Не угодно ли гостям еще чего?» – хозяин услужливо лебезит.
«Скамьи принеси под ноги. Спать будем».
«Сейчас, сейчас», – тащит скамьи. «Ну, хоть под утро угомонились», – думает хозяин.
Гости положили ноги в тяжелых сапогах на скамьи и заснули.
На рассвете.
«На, вот получи, уважил», – гость положил на стол полмарки Густава Васы. «Хватит? Может мало?»
«Хватит. Хватит. Благодарствую», – хозяин смотрит на монету. По-фински: «С портретом короля. Серебряная. Я такой и в руках не держал. Покажу хозяйке».
«Да не болтай много!»
Гости скоро собрались. Вынесли незаметно «спящего» епископа и уехали.
Эпилог
Тяжело идут сани по талому весеннему снегу. Торопятся делегаты, подгоняемые вороньем, доложить королю о внезапной кончине неугодного епископа. Страшно убийцам в одном обозе со своей жертвой. Сурово наказал своих мучителей строгий пастор, им жить с этим грехом. Но светел путь миротворца! Радостно смотрит он в будущее, видя народ свой независимым, просвещенным и гордым!
И как говорится в древних сказаниях: «Выросли на месте, где пролилась невинная кровь, красные ягодки…»
Находки из Приморска