Из Орловской губернии

— А то какъ же? Безъ разуму никакого дла не сдлаешь. — Вотъ хотъ взять такого лшаго (тутъ онъ онъ указалъ на огромную сосну): взять этого лшаго; какъ его повернешь на срубъ? Отржешь сколько, семь тамъ аршинъ, восемь, девять, что ли, изржешь на доски, а макушки, — т потоньше будутъ, т ужь на срубъ пойдутъ.

— А пилите сами?

— Какой сами, а какой и отдаемъ…

— Пилимъ, еще отозвался мужикъ: — за сотню семи-аршинную шесть рублей, а то приходится и десять копекъ отъ шнура взять.

— Какъ отъ шнура?

— Мы шнуромъ отбиваемъ для пилки, какъ пилу вести; такъ отъ каждаго шнура и беремъ, попадетъ по десять копекъ…

— Ой, братцы мои! смерть моя приходитъ во мн!.. застоналъ одинъ мужикъ, лтъ двадцати пяти: — смерть моя приходитъ: весь я изгорлся, все нутро во мн запылало…

— Что съ тобой? вскрикнулъ я, испугавшись.

— Ступайте, други, я хоть здсь полежу.

— Видишь ты, усталъ молодецъ, заговорилъ опять мой резонеръ: — маленько отдохнетъ, и придетъ домой.

— Пойдемте, братцы, пусть его отдохнетъ.

— Какъ же его одного оставить? вступился я.

— Что?

— Вдь онъ заболлъ, валъ же мы одного-то тутъ въ лсу оставимъ?

— Да объ чемъ ты толкуешь?

— Какъ объ чемъ?

— Что же вамъ-то здсь длать?

— А какъ мы въ лсу одного больнаго оставимъ? все еще я настаивалъ.

— А вотъ погоди: пойдемъ въ городъ, наймемъ ему няньку, двку лтъ двадцати; такъ пойдетъ малый въ лсъ, и та нянька съ нимъ; ему въ лсу и не страшно съ нянькой будетъ.

Боле всхъ потшался этимъ разсказомъ тотъ, о комъ шла здсь рчь: удовольствіе это, соединенное съ насмшкою надъ моей неуступчивостью, видимо было на его лиц.

— Да что толковать, пойдемъ.

Видя, что дйствительно толковать нечего, я согласился на предложеніе, и мы отправились.

— Пойдемте, братцы, праве: крюку немного будетъ; а тамъ мочежинка будетъ, въ той мочежинк мы и напьемся.

Мы пошли правй, нашли мочежинку — болотную лужу — напились, закурили трубки и опять пошли дальше.

— Ты куда идешь? опять спросили меня.

— Я ужь говорилъ вамъ:- въ Стародубъ.

— Стало на Трубчевскъ.

— Пойдемъ съ нами на Глинево; дорога хоть и идетъ на Острую Луку, да и тутъ почитай, что и крюку не будетъ: только дорога ужь очень теб хороша: все лугомъ будетъ.

— Тутъ дорога травальше будетъ, подговаривалъ другой.

— Какъ травальше? спросилъ я.

— Да ты не изъ здшнихъ мстъ?

— Нтъ, не изъ здшнихъ.

— А въ вашихъ мстахъ не такъ говорятъ, какъ у васъ? Все, чай, такой же народъ живетъ?

— Такой же, только говоръ другой.

— Какъ говоръ другой?

— Другой! подтвердилъ другой мужикъ:- былъ я въ ратникахъ, ходилъ въ Крымъ: тамъ совсмъ говоръ другой: ты скажешь: дорога хороша; а онъ скажетъ только «якши»; ты скажешь: дорога дурна; а онъ теб болтаетъ только: «екъ», — только и словъ!..

— Ну, а травальше, какъ скажетъ тотъ? спросилъ я ратника, бывалаго человка.

— Травальше значитъ — якши.

— Ну, а чей говоръ лучше?

— Тотъ говоръ лучше: словъ меньше.

Мы повернули вправо отъ большой дороги и пошли лугомъ; по всему видно было, что Ивановъ день близко, пора знахарямъ и лекаркамъ травы собирать: отъ всего луга несло сильнымъ запахомъ меда; весь лугъ покрытъ былъ цвтами.

— Такъ медомъ и несетъ! славно! проговорилъ съ видимымъ удовольствіемъ одинъ изъ моихъ товарищей.

— Славно! отозвался другой.

— Богъ создаетъ благодать!..

— А хороша у васъ земля? спросилъ я.

— Какая ваша земля! Наша земля самая что ни-на-есть хмазовая, самая хмазовая…

— Какая хмазовая?

— Онъ, видишь ты, этого не понимаетъ, проговорилъ бывалый, толкнувъ локтемъ небывалаго. — Хмазовая, милый человкъ, по нашему, необразованному, что ни сажая дурная; вотъ кто и означаетъ хмазовая земля.

— А хорошо, богато вы живете?

— Какой хорошо! заговорилъ было бывалый человкъ: — какой хорошо!

— Не совсмъ мы ладно живемъ, перервалъ его небывалый: — а нечего Богу гршить: травальше другихъ. Возьми сосдй; такъ супротивъ тхъ мы — паны! Да еще какіе паны? На нихъ посмотришь, да и на насъ взглянешь, такъ ты скажешь: мы изъ другаго царства живемъ, изъ другихъ земель пришли!

— Т мужики сами виноваты предъ Господомъ Богомъ; за то и терпятъ.

— А чмъ они согршили?

— А тмъ: придешь ты къ хозяину, хозяинъ гостю умышленный, зловредный, правды у него нтъ!..

— Скажи ты пожалуйста, хоть ты и чужой здсь человкъ, можно ли тому быть: долины земли за сто верстъ; ширины больше сорока верстъ; и на всей той земл народъ живетъ, и все люди православные, — какъ же такъ стало, что на той земл ни одного праведнаго нтъ?

— Какъ не быть!

— А коли есть, что же ты скажешь: отчего такъ т мужики живутъ?

— Такъ Богъ далъ!

— Богъ-то такъ далъ; да отчего же ни у одного хозяина нтъ избенки мало-мальски исправной, а вс одноглазыя — по одному окошку, — вс одноглазыя, да безъ шапки, безъ крышки, значитъ…

— Никто, какъ Богъ!…

Посл этого заключенія, мы прошли нсколько живутъ не разговаривая.

— Богъ на помочь! проговорила встртившаяся намъ баба, съ серпомъ черезъ плечо.

— Помогай Богъ! обозвались ей.

— Съ трудовъ?

— Съ работы!

— Куда она идетъ? спросилъ я, когда мы разошлись съ этой бабой.

— Траву жать.

— Разв у васъ траву жнутъ?

— Случается — и жнутъ.

— Косить, кажется, легче?

— Баб косить — не идетъ!

— Отчего же?