Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

Первым намерением новой императрицы было выслать за границу герцога де Брунсвика, его жену и маленького Ивана. Но, предвосхищая одно из самых блистательных правил будущей дипломатии, она раскаивается в этом первом движении души, которое было добром. Три пленника не уехали дальше Риги. Все трое были заключены в крепость. Позднее герцог и герцогиня де Брунсвик были препровождены на остров на Северной Двине, под Архангельском. Там княгиня Анна умерла при родах в 1746 году, оставив трех сыновей и двух дочек в младенческом возрасте. Муж пережил ее на 29 лет и умер, в свою очередь, в том же городе в 1775 году.

Что касается малыша Ивана, повинного в том, что царствовал семь месяцев, пребывая в возрасте, когда даже не понимал, что такое трон, его разлучили с семьей во время переезда ее из Риги и поместили в монастырь на Московской дороге. Фредерик, врач Елизаветы, в своей книге, озаглавленной «История моего времени», говорит, что Ивану дали зелье, от которого у него помутился рассудок.

Я в это совсем не верю. Местное предание гласит, что несчастный маленький принц был очаровательным ребенком и из очаровательного ребенка стал красивым молодым человеком. Если бы он был идиотом, Елизавета не колебалась бы ни минуты в выборе между ним и герцогом Гольштейнским, которым Бирон угрожал герцогине де Брунсвик; если бы он был идиотом, то Петр III не возымел бы идеи, разводясь с Екатериной и не признавая Павла I сыном, сделать его своим восприемником; если бы он был идиотом, то, наконец, возможно, умер бы в заключении так же, как и жил, но естественной смертью.

Что бы там ни было, но в 1757 году, когда молодому князю исполнилось 17 лет, вот что писал министр Соединенных Штатов месье Сварт [Swart], весьма бескорыстный в этом вопросе, министру Англии сэру Митчелу в Берлин:

«В начале последней зимы Иван был переведен в Шлиссельбург и, наконец, в Санкт-Петербург; его поместили в приличный дом, принадлежащий вдове одного секретаря тайного сыска, где его тесно охраняют. Императрица велела доставить его в Зимний дворец и повидала его, одевшись мужчиной. Сомневаются, увидят ли его на троне великий герцог и великая герцогиня, или - будет ли этим Иваном тот, кто сядет на трон».

Однако Елизавета вновь обратилась к своему племяннику - герцогу Гольштейнскому и 4 января 1762 года, умирая, ему оставила трон. Пока жила добрая императрица, которая не позволяла, чтобы хоть одна казнь совершилась в ее правление, малый Иван оставался, конечно, в тюрьме, над ним не нависала угроза смерти.

Императрица настолько была верна данной себе клятве - никому не стоить жизни, что легко согласилась, чтобы пытали убийцу, который прятался в ее апартаментах, и которого обнаружили на пути, каким она должна была пойти к мессе, но не позволила его предать смерти; и все же ее ужас был велик, потому что она настолько любила жизнь, насколько умела веселиться, что с тех пор не ночевала дважды в одной и той же спальне. Она лишь немного успокоилась, когда Разумовский - церковный певчий, кто стал ее супругом, подыскал ей верного человека, очень безобразного, очень преданного и очень сильного, который каждую ночь спал в ее передней.

Возвращаемся к Ивану.

После мимолетной встречи с императрицей, он был снова препровожден в Шлиссельбург. Один раз Петр III ездил туда взглянуть на него; еще раз - велел доставить его в Санкт-Петербург. Ничего не известно о результате двух этих встреч; но, несомненно, что страх, внушенный ими Екатерине, ускорил свержение и смерть Петра III.

Заполучив престол, Екатерина отдала самые суровые распоряжения относительно молодого Ивана. Для него построили отдельный деревянный дом в крепости - посреди двора; это жилище опоясали галереей, где день и ночь не смыкали глаз часовые. Наступал вечер, молодой князь ложился на особняком стоящую посередине спальни кровать, подобно тому, как его дом стоял в одиночестве посреди двора. И тогда от потолка опускалась и накрывала его железная клетка, в то время как открывалась амбразура, и обнаруживалось жерло заряженной картечью и направленной на него пушки.

Весь огороженный, как это было, и может быть, и даже именно потому, что он был заключенным, молодой князь будоражил умы; не было волнения в Санкт-Петербурге, чтобы к нему не примешивали его имя, и оно не маячило как угроза Екатерине. Те же послы часто писали об этом своим суверенам.

Вот что написал о нем 25 августа 1751 года посол Англии лорд Букингем: