Огонь охватил конюшни дворца. Вспыхнувшая солома падает во двор арсенала. Там ящики нашей артиллерии. Там - опасность. У Наполеона есть предлог, чтобы уйти из Кремля; оставаясь, он пойдет предотвращать взрыв. Он спускается во двор арсенала. Не для того, чтобы бежать, чтобы сражаться. Пушкари видят его и окружают; половина из них теряет голову и бросает бороться с огнем; хотят вывести наружу. Генерал Ла Рибуассьер, от имени Франции - коленом на земле - приказывает ему смириться и уйти. Принц Эжен, маршалы Лефебр и Бессьер умоляют его ретироваться.
Он приказал принцу Нешательскому и Гурго подняться на самую высокую площадку дворца; ближе всего колокольня Ивана. Они повинуются; сила ветра, разреженность воздуха создают бурю, способную их унести; они впиваются в парапет площадки, крича:
- Огонь окружает Кремль! Спасайте императора!
- Определите проход, месье де Мортмар, - говорит побежденный Наполеон, - и уходите.
И он добавляет совсем тихо:
- Хотя лучше, может быть, желать здесь умереть.
Месье де Мортмар вернулся. Можно уходить из Кремля потайным ходом на Москву-реку. Император вздыхает, следует за своим гидом и оставляет порог заколдованного дворца. Он только что ступил на фатальный склон, который ведет к неудачам; за горизонтом, скрытым от него дымом и пожаром, ожидает остров Святой Елены, ссылка, смерть!
Но и апофеоз!
Наполеон удалился в Петровский дворец, своеобразную постройку из камня и кирпича, незаконнорожденное смешение архитектуры стилей Луи XIV и Луи XV. Этот дворец я видел на пути в Новодевичий монастырь; он едва ли не в 500 шагах от виллы Нарышкина.
Есть паломничество, который должен совершить каждый француз, покидая Москву, это - на кладбище иностранцев. Направляясь туда, он придет к Яузе; на этой речушке царь Петр овладел ремеслом моряка. Единственный раз на кладбище путник не будет отвлекаться на чтение имен, начертанных большими буквами, и пышных эпитафий; он будет искать самое заброшенное место поля мертвых и под колючими кустами, покрывающими холм, подобный холму персов на Марафонской равнине, обнаружит камень, на котором благоговейная рука вывела кончиком ножа:
«Французы, павшие во время и после оккупации».
Не будет ли прекрасным примером сегодняшнему миру, когда протекли полвека, когда мир заступил место пушек 1812-го и 1853 года, поднять колючие кусты, покрывающие холм, убрать оттуда мраморную плиту, заменить ее на четыре пушки, взятые в Севастополе, четыре французские пушки, оставленные в Кремле, расплавить у Бари[192]
их - мертвого льва и коготь, протянутый на порванном знамени, пригласить в Москву 12 русских ветеранов, переживших Бородино, 12 французских ветеранов, переживших Березину, чтобы русские и французы рука об руку возложили последнее надгробье на эту могилу, о существовании которой сегодня знаю, может быть, я один и один, наверное, помню?Об этом пожаре Москвы написаны тома.
Когда падение Наполеона позволило клеветать на него без боязни, его обвинили в этом преступлении; обвинение абсурдное, поскольку пожар перевернул все его расчеты, разрушил все его надежды.
Голос истории устами французских писателей Сегюра и Гурго, устами русского повествователя месье Бутурлина обвиняет московского губернатора Ростопчина[193]
.Ростопчин ходил под обвинением 12 лет, затем взялся за перо и в брошюре, написанной по-французски и озаглавленной «Правда о пожаре Москвы», снимал с себя ответственность за великую, но странную акцию, отбрасывал ее от себя, как умел.
Император Александр отрекался от пожара, но без его осуждения.
В 1814 году граф Ростопчин подал в отставку, которая была принята. В народе говорят, что граф Ростопчин - внебрачный сын Павла I, с кем, кроме более стройной и высокой фигуры, он имел, впрочем, много общих черт; его ум был редкой смесью неистовой силы, насмешки и тривиальности. Прокламация, что он велел читать французам, которые были арестованы по его приказу с приближением нашей армии, и которых он выслал в Макарьев, прокламация, что я копировал с оригинала, писанного его рукой, дает представление о его стиле. Вот она: