Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

- Да; я - комиссар полиции лучшего и, следовательно, самого богатого квартала Санкт-Петербурга. Дежурю активно, днем и ночью, ради спокойствия, охраны добра и комфорта моих подопечных. Стучу в стекла des botchniki – б у д о ч н и к о в, которые «дежурят» в будках, вместо того, чтобы дежурить на улице, бужу дежурных, которые засыпают. Словом, за те шесть лет, как я - комиссар квартала, здесь не совершено ни одной кражи, не произошло ни одного несчастного случая. Поэтому мои признательные подопечные взяли за правило, каждый по своим средствам, дважды в год делать мне небольшие подношения.

- И таким образом, благодаря небольшим подаркам, ваше 200-рублевое место тянет уже на три-четыре тысячи рублей?

- Больше, sire.

- Ax-ax!

- Почти вдвое больше.

- Ну, хорошо, идите.

Квартальный надзиратель откланивается и отходит.

Вернувшись к себе, император приказал по всему кварталу Зимнего дворца собрать отзывы о его комиссаре полиции. Всюду его хвалили за ум и честность; относительно вознаграждений полицейскому, император уверовал, что они добровольные, что, как тот сказал, он принимает, но не берет. На следующий день, за чаем, комиссар полиции видит, что к нему входит фельдъегерь. Вид фельдъегерей всегда вызывает некоторое волнение у тех в России, кому адресована честь их визитов, потому что именно фельдъегеря сопровождают осужденных в Сибирь. Комиссар полиции встает из-за стола и ждет.

- От императора, - говорит фельдъегерь, протягивая ему пакет.

И выходит.

Комиссар полиции вскрывает пакет и находит в нем 2000 рублей и записку императора:

«Владелец Зимнего дворца - комиссару полиции, в знак признательности за его добрые хлопоты».

И все годы, сколько жил Николай, комиссар полиции квартала Зимнего дворца получал в таких размерах императорское вознаграждение.

Назавтра утром император увидел идущего навстречу добряка лет 60-ти с пряжкой за безупречную службу, где красовалось число «25» (Служащие, которые трудятся безупречно, носят черную ленту и желтую пряжку из позолоченной меди, где указано количество лет их службы. - Прим. А. Дюма). Ему показалось, что служащий идет не строго по прямой и не владеет своим центром тяжести. Подзывает его; человек с пряжкой подходит.

- Вы пьяны, месье, - замечает император.

- Увы, sire, - отвечает служащий. - Очень боюсь, что так оно и еcть.

- Что же вы вышли, будучи в таком состоянии?

- Я должен быть в конторе в девять часов, sire.

- В конторе? Усвойте, месье, когда имеют честь носить такую пряжку, как ваша, так не напиваются.

- Sire, это - несчастье, впервые в жизни со мной случилось такое; никогда и ничего я не пью, кроме воды.

- Никогда и ничего, кроме воды?

- Именно поэтому я опьянел после двух-трех стаканов вина. Иду со свадьбы; несчастная свадьба, да ну ее!

- Со свадьбы?

- Sire, я был посаженым отцом (Посаженый отец - лучший друг отца жениха или невесты, благословляет молодых после отца; благословленные дважды, они больше уверены в своем благословенном будущем. - Прим.  А. Дюма); меня заставляли пить, и я не мог отказаться, вопреки моему желанию.

- Это правда, то, что вы говорите, месье?

- Sire, клянусь честью.

- Ну, хорошо, пусть это останется между нами (Языковый оборот, которым император Николай хотел сказать: «Хорошо, все кончено». - Прим. А. Дюма); возвращайтесь к себе, ложитесь в постель и проспитесь после пьянства.

- Но мое бюро, sire?

- Назовите мне ваше имя и бюро, в котором вы служите, и ни о чем не беспокойтесь.

Добряк, счастливый, что так дешево отделался поворачивает назад и, уже наполовину протрезвевший идет к своему дому.

На следующий день начальник полиции приходит на доклад.

- Что нового? - интересуется император.

- Ничего особенного, sire. Есть одна маленькая тайна, пролить свет на которую может только ваше величество.

- Какая?

- Вчера на Адмиралтейском бульваре с вашим величеством разговаривал один полупьяный.

- То есть, вчера на Адмиралтейском бульваре я разговаривал с одним полупьяным.

- За нарушение инструкции, запрещающей приближаться к вашему величеству, мои агенты арестовали на углу улицы и решили препроводить его в кордегардию. Но он сопротивлялся как черт, говоря, что император дал ему позитивный приказ, и всякий, кто помешает ему исполнить этот приказ, понесет ответственность за последствия; наконец, он кричал так громко и наделал столько шума, что его, кстати, решили привести ко мне. Когда я захотел узнать, каков приказ, отданный ему вашим величеством, он ответил дословно так: «Император сказал мне: «Пусть это останется между нами». Я был бы недостоин доверия императора, если бы раскрыл то, что произошло между нами». И так как слова этого человека очень походили на правду, я приказал одному из моих агентов проследить за ним и узнать, чем он займется.

- Ну, ладно, что же он делал дальше? - спросил император.

- Вернулся к себе, разделся так, как если бы там было натоплено, и в неистовом стремлении поскорей оказаться в постели улегся спать. Десять минут спустя он храпел. Сомневаюсь, что в этом заключался приказ вашего величества.