Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

Дорога из Москвы в Троицу великолепна, вся обсажена деревьями. Самые  примечательные ее места – Пушкино-Дело и Рахманово. На выезде из Москвы глазам предстает на некоторое время Мытищинский акведук, построенный Екатериной, который подает воду на большую Сухареву башню - резервуар Москвы. Не сделать и ста шагов по этой дороге, чтобы не встретить путника в одном из двух направлений.

Благодаря скорой езде мы прибыли в Троицу еще на закате. Трудно увидеть что-нибудь более величественное, чем этот монастырь размером с город, когда косые лучи солнца отражаются в шпицах и его золоченых куполах. Прежде чем попасть в монастырь, проезжают большой посад, которому он дал начало и где насчитывается тысяча домов и 6 церквей. Окруженный холмами, придающими месту более живописный, чем общий вид, и чем вид городов России на равнинах, монастырь расположен на высоте, доминирующей над другими. Он защищен толстой и высокой каменной стеной и 8-ю башнями. Это живой средний век, как Эг-Морт, как Авиньон. В комплексе сооружений - колокольня, 9 храмов, царский дворец, жилище архимандрита и кельи монахов. Туда мы войдем завтра. А вечером ужинаем и заказываем комнаты на постоялом дворе монастыря. Когда я сказал: «мы ужинаем на постоялом дворе монастыря», я был неправ. Должен сказать: «мы ужинаем в...» Практика постоялых  дворов Коневца и Валаама, о которой я рассказал, насторожила Нарышкина, и в ящиках экипажа Дидье привез на новую квартиру превосходный ужин, приготовленный в Москве.

Итак, речь шла не более, чем о комнатах и постелях. Комнаты - грязные, кровати - жесткие. И, в конечном счете, с превосходным чаем и хорошей беседой до двух часов утра и подъемом в шесть нетрудно заполучить четыре часа мученичества. Можно хорошо рискнуть четырьмя часами мученичества в монастыре св. Сергия. Оно, между прочим, становится легким и сладким для некоторых паломников и паломниц.

Как уверяют хорошо осведомленные лица, Троица не только место религиозного паломничества: она - мирская цель для тех, кто не боится оснастить свои человеческие страсти священным парусом.

Каким еретиком надо прослыть русскому, чтобы не пустить жену на паломничество в Троицу! Запрет стал бы скандалом, и, надо сказать, скандалов не случается. И вот однажды в Троице случай сводит с кем-то, присутствие которого там вызывает удивление, но, слава богу, не скуку. Обмениваются несколькими словами, называя номер своей комнаты; смекалка того, к кому обращаются, и филантропическая предусмотрительность архитектора, строившего постоялый двор и желавшего процветания монастырю, довершают остальное. Назавтра, не вспоминая даже, удобно спалось или нет, благодарят св. Сергия. Первые анахореты, пустынники Фиваиды [Верхнего Египта], не на камнях ли возлежали они?

Я был готов войти в монастырь, как только отворятся ворота. Историческое обсуждение, что состоялось у меня с Нарышкиным во время чая накануне, подстегнуло мое любопытство. Рассчитывал найти у дверей кафедрального Успенского собора 6-футовый надгробный камень с отсеченной сверху и снова приставленной его головной 5-й частью. Это связано с легендой о Петре Великом из рассказа, слышанного мною от старого друга - месье де Вильнева. Словом, я быстро прошел под каменный свод и прекрасной обсаженной деревьями аллеей приблизился к кафедральному собору с монашеским кладбищем, огражденным решеткой. Сделал четыре-пять шагов налево за оградой, и у меня вырвался крик радости. Камень был там, с отсеченной пятой частью, и, несмотря на слабое знакомство с русскими буквами, приравняв их к греческим, с которыми они очень схожи, полагаю, сумел прочесть на плите имя Абрахама Лопухина.

Я побежал объявить о своем триумфе Нарышкину. Он еще спал. Я разбудил его. Для него это было наказанием.

Вот теперь легенда.

Мы рассказали о заговоре Евдокии Алексеевны Лопухиной в пользу ее сына Алексея. И о том, как боярин Глебов, ее любовник, вошел в этот заговор. Мы рассказали, наконец, как он был посажен на кол на эшафоте, в трех углах которого на плахах находились головы его сообщников. Четвертая плаха, пустая, была украшена именем Абрахама Лопухина, бежавшего от гнева царя, который, несмотря на самый активный розыск, не мог его схватить. Абрахам Лопухин нашел убежище в монастыре Троицы, переоделся в монашеское платье и, 3-4 года спустя, умер там естественной смертью. Он был погребен на монашеском кладбище.

Петр I, который не знал его пристанища, пока тот жил, был извещен о его смерти самим настоятелем, рассчитывающим, в надежде избежать кары, на почитание Петром монастыря. Первой мыслью царя было эксгумировать и обезглавить труп, но, вняв мольбам настоятеля поберечься святотатства, он приказал отсечь часть надгробья как голову. Не смея обезглавить мертвеца, обезглавил камень, что его покрывал. Было сразу в этой экзекуции что-то и от справедливости, и от дикости.