Из Парижа в Бразилию по суше

По сути, это просто хижины, сложенные из плохо оструганных бревен и обычно имеющие всего одну комнату. В глубине подобного заведения помещается огромный камин, у противоположной стены возвышается грубо сколоченная стойка, за которой виднеются полки, уставленные рядами бутылок, с сивушным[292] пойлом.

В зависимости от сезона старатели, отправляющиеся на прииск или, наоборот, возвращающиеся оттуда, приходят вечером по двое, по трое, снимают со спины скатки из одеяла и кладут на пол — вместо сидений: стульев в этих лачугах очень мало или даже нет совсем. Пришедшие сразу же требуют выпивки. Тот, кто оказывается побогаче, обычно угощает соседей, после чего все едят, курят и снова пьют. Затем постояльцы, в той или иной стадии опьянения, раскатывают одеяла и устраиваются кто где: на стойке, на мешках с мукой, стоящих тут же, в этой единственной комнате, или же на полу, подошвами ботинок к камину. Но есть и такие, кто сну предпочитает картежную игру: сопровождаемая бранью и изрядной выпивкой, она нередко продолжается до утра.

Эти жалкие придорожные пристанища находятся на расстоянии десяти миль друг от друга и могут служить одновременно своего рода верстовыми столбами[293], откуда и берутся их названия типа «Сотая миля».

Нашим друзьям не раз пришлось ночевать в таких развалюхах, прежде чем они добрались до Клинтона, поселка, расположенного немного выше пятьдесят первой параллели. Начиная с этого пункта, гостиницы стали более комфортабельными.

Выехав из Клинтона, путешественники следовали около двадцати километров вдоль речушки, носящей громкое имя Бонапарта, и у места слияния ее с рекой Томпсон вышли на проложенный по берегу Фрейзера тракт, соединяющий форт Камлупс с Ялой, Хоупом и, наконец, с самим Нью-Вестминстером.

Горная дорога карабкалась по крутым, нависавшим одна над другой террасам, придававшим долине Фрейзера весьма живописный вид. Но в том месте, где в эту реку впадает Томпсон, она спускалась в низину и, никуда не сворачивая, устремлялась прямо на юг.

В местечке под названием Бак-де-Кук через Томпсон ходил паром, один лишь вид которого вызвал на лице Жака Арно выразительную гримасу. Однако река в этом месте была достаточно широкой и бурной, чтобы у любого отбить всякую охоту переправиться вплавь. И Жаку поневоле, но на этот раз сознательно, предстояло повторить подвиг, совершенный им по оплошности в Сода-Крике.

Вел он себя как герой: въехав на коне на суденышко, оставался на протяжении сей переправы в седле, недвижный, словно конная статуя, и готовый броситься в волны при первом же резком движении лошади.

Жак выдержал это испытание столь же успешно, как и в прошлый раз. Гордый, словно одержавший победу полководец, он в сопровождении двух своих товарищей важно направился по тракту из Бак-де-Кука в Литтон. Хотя и говорится, что этот путь проходит вдоль ущелья, по дну которого протекает Фрейзер, в действительности же сия дорога, возможно, самая необычная во всем мире, как бы врезается ломаной линией в крутые уступы, возвышаясь над ложем реки на две сотни метров. Здесь нет ничего похожего на парапет[294], да и сам тракт нависает над пропастью, словно выступающий из стены карниз.

От Бак-де-Кука до Литтона — не более шестнадцати километров. Именно здесь берут начало доходящие до Ялы слои золотоносных песков, давших уже необычайно много драгоценного металла. Породу, некогда промытую первыми старателями, время от времени снова промывают китайцы, ухитряющиеся за день извлечь из нее золотых крох на один-два доллара.

От Литтона до Ялы расстояние невелико — сорок — пятьдесят километров. И трое путешественников решили остановиться в этом населенном пункте, ибо Яла — настоящий город, красивый, располагающий всеми достижениями цивилизации. Они с аппетитом уничтожили превосходный обед, сервированный на европейский манер, со столовым серебром, фарфором, камчатными[295] салфетками и прочими изысканными вещами. Достойный канадец, похоже, никогда не видел подобного великолепия и теперь лишь изумленно таращил глаза. Переночевали они в настоящих мягких постелях, пожалуй, слишком мягких, ибо, привыкнув спать на жесткой земле, с трудом могли уснуть.

Выехав на рассвете из Ялы, друзья через полтора часа прибыли в Хоуп с твердым намерением незамедлительно проехать расстояние, отделяющее этот поселок от границы Соединенных Штатов, то есть двадцать шесть километров.

Индейские лошади бежали привычной бодрой рысью, делая по три лье в час. Путешественники проехали так более двух часов.

— Кажется, мы у цели, — произнес Жюльен, останавливая своего скакуна.

— У цели… — повторил Жак. — И где же это?

— В Америке, черт возьми! И, похоже, уже довольно давно. В Америке… То есть, хочу я сказать, в Соединенных Штатах.

— Что ж, это меня вполне устраивает, — произнес Жак, однако в голосе его не было радости. — Но откуда ты это знаешь? Я, например, не вижу ни рва, ни изгороди, ни речки, ни ручейка, ни холма, ни стены, наподобие той, что в Китае[296], словом, совершенно ничего, что указывало бы на границу между двумя государствами.