Из Парижа в Бразилию по суше

— Бог с ней, с идеей! Ведь главное — не придумать ее, а претворить в жизнь. Итак, я сказал, что маршрут лорда Кошрана был примерно таков, как и наш, с той лишь разницей, что, достигнув Бразилии, он должен был продвигаться по направлению к Пернамбуку — точке Американского континента, наиболее приближенной к Африке.

От Пернамбуку до Дакара[481] насчитывают, если не ошибаюсь, сто с хвостиком лье. В этом городе наш путешественник рассчитывал сесть на пароход «Атлантика», а по прибытии в Дакар снова перейти на пеший режим, с тем чтобы пересечь Сахару, добраться до Марокко, а оттуда, переправившись через Гибралтарский пролив, — до Испании и затем до Франции…

— Понял. Его маршрут посложнее нашего! Но я и не ставил перед тобой подобной задачи.

— Ты не учитываешь того, что из-за моей гидрофобии нам пришлось бы вернуться из Бразилии в Париж тем же путем.

— Но это уже — в качестве компенсации за более легкий маршрут.

— Продолжаю мою историю. Лорд Кошран шел отнюдь небезостановочно…

— Черт возьми, я так и думал! Я знаю много таких героев у камелька…[482] этих добряков в теплых панталонах[483], в ватных безрукавках и бумажных колпаках. Им ничего не стоит преодолеть тысячи километров… греясь у каминов. Среди них не один, прочитав путевые заметки землепроходцев и ощутив в себе прилив энтузиазма, воскликнул патетически: «О, я был рожден для путешествий!» Такие люди загораются, представляя себя Мунго Парком[484] или Ливингстоном[485], когда, составив завещание, отправляются, сытые и слегка разочарованные итогами своей жизни, в Гранвиль[486] или в Сабль-де-Олон.

— Твоя тирада[487] не имеет никакого отношения к нашему предшественнику, ибо если кто и был способен осуществить подобный, требующий неимоверных усилий замысел, так это, несомненно, только он. У этого человека не было ничего общего с «кабинетными путешественниками», о чем ты сможешь сейчас судить и сам. Выехав из Лондона в январе тысяча восемьсот двадцатого года, в апреле он прибыл в Петербург, который покинул в конце мая. Возле Новгорода его обчистили, но губернатор города возместил ему убытки, — это смахивает немного на нашу историю. Затем лорд Кошран посетил Москву, Казань, пересек Уральские горы, остановился в Тобольске, поднялся по Иртышу до Семипалатинска, побывал в Томске, переправился через Лену, в октябре месяце попал в Иркутск и, несмотря на ужасный холод, добрался до Нижнеколымска — и все это в одиночку и при температуре воздуха пятьдесят два градуса ниже нуля!

— Черт подери!

— Чукчи запретили ему ступать на их территорию, и тогда он взял курс на северо-восток, к Берингову проливу, и в конце июня тысяча восемьсот двадцать первого года достиг Охотска. Он буквально умирал от холода и голода и на протяжении шестисот пятидесяти километров не встретил ни одного живого существа! Двадцать пятого августа лорд отправился на Камчатку и без всяких приключений прибыл в Петропавловск. Дальше ему не суждено было идти…

— Наверное, умер от перегрузок?

— Нет, он попросту женился на дочери ризничего…[488]

— А!..

— Вернулся с женой он той же дорогой и в Лондон прибыл после трех с половиной лет отсутствия.

— Вижу на его месте тебя, которому не терпится реализовать то, что обстоятельства помешали выполнить англичанину.

— Безусловно! Мы с тобою — пара закоренелых холостяков, и нам не надо опасаться, что наши планы будут сорваны из-за банальной истории, приключившейся с пешим путешественником.

— Я, во всяком случае, за себя спокоен.

— Я тоже. Следовательно, мы продолжаем наше путешествие из Парижа в Бразилию по суше. Станем и далее продвигаться только вперед, что бы ни случилось в дороге, пусть даже на осуществление нашего замысла нам потребуется много лет!

— Полностью согласен с тобой, дорогой Жак, и всегда, как и прежде, мы будем вместе.

— Видишь ли, Жюльен, я давно хотел сказать тебе, что мы должны и впредь следовать сухопутным путем вовсе не потому, что нам не грозят в этом случае обмороки, как у малодушных канцелярских крыс, и отнюдь не из-за страха перед соленой водой, испытываемого буржуа. Все дело в том, что у нашего проекта есть один очень важный аспект, а именно: наши честь и достоинство, сохранение коих куда важнее для нас, чем чье бы то ни было мнение о нашем путешествии.

— Браво, рад видеть тебя таким! Наконец-то ты переборол в себе это старческое оцепенение и стал что надо: спокойным, решительным — без ненужных восторгов, но и без душевной слабости. С подобным настроением всего добьешься! Кстати, твое обещание вернуться во Францию морем — это всерьез?

— Конечно, клянусь честью!

— Великолепно! А теперь попрощаемся с нашим дорогим хозяином, пошлем Алексею и Перро депешу в Карибу со словами признательности, и завтра же — навстречу новым приключениям!