Из Парижа в Бразилию по суше

Рассудив, что дальнейшее пребывание у лепрозория едва ли имеет какой-то смысл, Жюльен предложил проследовать в деревню, расставшись, таким образом', со шхуной, затопленной приливом, и с прокаженными, которые — удивительная вещь! — скучились возле бреши, но, несмотря на отсутствие на этот раз сторожа с его достославным мушкетоном, выйти на свободу так и не осмелились.

— Пошли, — сказал Жак, убежденный, что в Бурро они смогут получить не только продукты питания, но и какие-никакие сведения, касающиеся их врагов.

Пройдя с час по тропинке, они оказались в жалком местечке, куда и стремились попасть. Несколько рыбаков-метисов — потомков негров и индейцев — сообщили друзьям, что накануне тут побывали с десяток вооруженных людей, которые купили у них рыбу, забрали, скорее силой, чем по взаимному согласию, всех мулов и, прихватив с собой проводников, отправились на юг по единственной дороге на Барбакоас.

Сомнений нет: незнакомцы, знавшие, как добиваться желаемого, не считаясь с другими, могли быть только головорезами капитана Боба.

Французы тотчас же решили пойти по следу проходимцев — пешком и, по существу, без запасов провизии, хотя их намерение преследовать десять здоровых, хорошо вооруженных и пренебрегавших моральными устоями людей можно было бы расценить как чистейшее безумие.

Приобретя за немалую цену немного кукурузной муки, сахар и пару мачете, необходимых им, чтобы пробираться по девственному лесу, они, не задерживаясь, направились в Барбакоас, до которого от Бурро или, точнее, от Искуанды, селения, расположенного на другом берегу реки того же названия, примерно один градус, что соответствует ста одиннадцати километрам.

Подобное расстояние не могло испугать наших путешественников, даже лишенных лошадей или мулов. В нормальных условиях, несмотря на крайне скверное состояние колумбийских дорог, они преодолели бы его менее чем за три дня.

Но, пустившись в путь, французы увидели, что понятие «нормальные условия», предполагающее чередование ясных и ненастных дней, для провинции Барбакоас неприемлемо.

Как справедливо отмечает месье Эдуар Андре, известный исследователь экваториальной Америки, климатологическая система района Барбакоас — единственная в своем роде, выражающаяся в простой формуле: там всегда льет дождь. Сухие и дождливые сезоны, четко следующие друг за другом в других теплых краях, здесь не существуют. Зная местную метеорологическую обстановку, нетрудно представить себе, какая буйная тут растительность. Это уже не прежний строгий лес, в котором стволы, словно бесчисленные колонны в соборе, безмерно вытянулись вверх, поддерживая непроницаемый зеленый полог. Экваториальная чащоба заметно поредела, в результате чего в южноамериканских джунглях стало больше воздуха и света и обогатился видовой состав растительного мира, приобретшего ни с чем не сравнимые мощь и блеск.

В силу вышесказанного Жак и Жюльен, в которых, казалось бы, мог уже угаснуть интерес к зеленому великолепию, не впервой созерцаемому ими, забыли о своей усталости, и, шествуя по дороге среди пышной растительности, они, не обращая внимания на теплый дождь, буквально омывавший их с головы до пят, то и дело восхищались открывавшимся их взору несравненным зрелищем.

Впрочем, мы допустили преувеличение, назвав тропу дорогой, ибо друзья в действительности продвигались вперед едва проторенным в зеленом царстве путем. Каких только растений здесь не было! Вздымавшиеся ввысь стройные пальмы с блестевшей изумрудно-зеленой листвой соседствовали с лимонными деревьями с толстыми стволами, гигантские Bertholletia[510] — со знаменитым бакаутом[511] и бесценными породами, дающими красное дерево[512]. Cyathea[513] с черными с металлическим отливом стволами выставляли словно напоказ кружево из огромных перистых листьев на мохнатых крючковатых черешках. Chamaerops[514] и Mayritia[515] шевелили листьями, похожими на пучок острых шпаг, причудливые Максимилианы поражали своими длинными, в тридцать футов, листьями, венчавшими высокий, приблизительно в сто футов, ствол. Пристроившаяся под этими гигантами Heliconia[516] уронила вниз свои трехцветные колосья. Дикая китайская роза, выросшая под боком у огромных камышей, обвитых вьюнками с лазурными и пурпурными колокольчиками, похвалялась своими цветами в форме красных чашечек с золотистым ободочком. Каждое растение, вплоть до Peperomia[517] и бегонии[518], вносило какой-то свой отдельный оттенок, обогащая и без того изумительную по многообразию палитру красок.