Из Парижа в Бразилию по суше

— Не будем тратить лишних слов, господа, поскольку я твердо намерен незамедлительно доставить вас на судно: сэр Колин не простит мне ни минуты задержки. Однако где же он… ваш багаж?.. — Переведя взгляд на шефа полиции, бледного от испытанного им позора и дрожащего от страха, который стоял в окружении четверых вооруженных людей, он жестко произнес: — Вы должны знать, где их багаж, коль скоро этих джентльменов арестовали по вашему распоряжению!

— Но, ваше превосходительство, — пробормотал перуанец, — я не знаю этого…

— Не знаете?! Даю вам два часа на то, чтобы выяснить, где их вещи. Если же по прошествии указанного времени вы не разыщете багажа и не доставите его в целости и сохранности — вы слышите: в целости и сохранности! — то на город будет наложена контрибуция[653], и вы лично будете нести ответственность за ее выплату! И не пытайтесь скрыться: я из-под земли вас достану! В следующий раз вы будете знать, как следует обращаться с воистину культурными людьми, коли сами похваляетесь принадлежностью к культурному слою населения. Идите же, вы и ваш компаньон: я освобождаю вас из-под стражи. И не забывайте главного: мудрость начинается с трепетного уважения к английскому флагу!

В порту между тем носильщики готовили бочки и плоты для доставки своих «клиентов» на борт корабля. Погода стояла хорошая, и волны не бились о берег с той неистовой силой, которая обычно весьма затрудняет транспортировку пассажиров. Менее чем в пять минут первый плот, на котором находились Жак, Жюльен, лейтенант, мистер Говит и четвертая часть отряда, подошел к трапу[654], спущенному с корвета.

Мистер Говит устремился на корабль первым, сбросив макинтош, который он прихватил на ходу в консульстве, дабы уберечь мундир от сюрпризов моря. За ним последовали Жак и Жюльен, и уже потом — лейтенант. Офицер, дежуривший у трапа, провел их на корму к командиру судна. Капитан, завидев гостей, направился к ним навстречу.

— Месье граф де Клене!.. Месье Арно!.. — произнес мистер Говит с предписываемой правилами этикета торжественностью и с сознанием важности выполняемого им долга.

— Командир, — сказал Жюльен с отличавшим его достоинством истинного джентльмена, — прошу вас не сомневаться в безграничной благодарности двух французов, к чьей судьбе вы проявили такое участие, словно они были вашими соотечественниками…

— Не будем говорить об этом, месье, — тепло прервал Жюльена капитан. — В этом краю, населенном полудикарями, все европейцы — соотечественники. Кроме того, имеется еще письмо лорда Б., содержание коего равносильно признанию вас английскими подданными… Но вы, конечно, очень устали… Сейчас вас отведут в ваши каюты, а затем, после отдыха, советую вам воздать должное ожидающему вас обеду.

Слова эти были как нельзя более кстати: друзья буквально с ног валились после столь длительной пытки голодом и особенно жаждой и отсутствием настоящего, полноценного сна в ночные часы.

Судовой врач, знавший об условиях, в которых содержались друзья в тюрьме на протяжении недели, прописал лечение, предусматривающее вкусные супы, перемежающиеся стаканами хереса.

По прошествии часа наши французы почувствовали, как к ним возвращаются силы, и прошествовали в кают-компанию, куда капитан пригласил на обед в их честь весь командный состав. Офицеры говорили по-французски чисто, и Жак менее, чем Жюльен, искушенный в английском, смог свободно поддерживать беседу — впервые в своей жизни с моряками и к тому же на военном корабле.

Обед продолжался невероятно долго, и Жак, вновь обретший прежнюю живость, имел бешеный успех, когда поведал об их одиссее, начиная с отъезда из Парижа и кончая тем моментом, когда они были подлым образом взяты под стражу и брошены в тюрьму перуанским полицейским.

Засим последовала бесконечная череда тостов. Пили за ее величество королеву, за президента Французской Республики, за Англию, за содружество народов, за английский флот, за командира Кэмпбелла, за мистера Говита, за экипаж корвета… Тосты прерывались звонкими «ура!», к которым примешивалось «виват!» моряков и солдат: им выдали тройную порцию бренди, и они славили теперь на полубаке[655] освобожденных ими французов.

В заключение Жак предложил поднять тост за предшественника отважных французов — лорда Кошрана, путешественника по суше, рассказ о котором вызвал настоящий ураган «ура!».

Затем все разбрелись по своим каютам.

Жак под мерное покачивание корабля заснул в один миг. Ему снилось, что он совершает путешествие из Франции в Бразилию… по морю, но почему-то через Суэцкий канал и Индийский океан. Преодолев, лежа на койке в каюте корвета «Шотландия», Тихий океан, он обогнул мыс Горн и после трехмесячного плавания был уже недалеко от Рио-де-Жанейро. С того момента, как судно вышло из Суэцкого канала, Жак ни разу не видел земли и, что еще более удивительно, совершенно не страдал от морской болезни.