Из Парижа в Бразилию по суше

Спустя какое-то время все предметы закружились в невообразимом хаосе, приобретя причудливые очертания и объемы. Невозможно было ничего распознать, и бедный навигатор[201] почувствовал, как тошнота подступает к горлу. В висках, словно стянутых железным обручем, застучала кровь, лоб покрылся испариной.

— Черт побери! — воскликнул он, пытаясь сопоставить эти симптомы с теми, что неизменно предшествуют недугу, одного лишь упоминания о котором он так страшился. — Ошибки быть не может: у меня самая настоящая морская болезнь!.. Выходит, так на роду написано, никуда мне от нее не деться!.. Не лучше было бы тогда подождать еще немного и просто переправиться через Юкон на лодке?.. Такое путешествие было бы и короче и безопаснее!.. Тем более что теперь я не могу приземлиться, не рискуя сломать себе шею… Проклятый шар движется со скоростью более двадцати лье в час, а у меня нет даже специального каната, чтобы с помощью его смягчить удар корзины о землю, которого моей клетушке никак не выдержать при данных обстоятельствах… Пора снова подниматься, и как можно скорее… К счастью, сильный ветер несет меня в нужном направлении… Впрочем, поспешим закрыть клапан и подождем, что будет… Ураган скоро кончится… Когда я отправился в это путешествие, ветер дул со средней силой, сейчас же он — как при хорошей грозе, хотя на небе ни единого облачка!.. Но это меня не особенно волнует… С моим запасом масла я, пожалуй, достаточно долго смогу удерживать шар в состоянии полета.

Если бы Жак вспомнил, на какой высоте расположен форт Нулато, он бы нашел удовлетворительное объяснение такому феномену, как возрастание скорости ветра по мере подъема шара. Фактория на берегу реки разместилась в довольно глубокой долине Нижнего Юкона. На юге, параллельно левому берегу, протянулась небольшая горная цепь высотой до восьмисот метров, известная под названием Юконских гор. Южные склоны ее сменяются чередой горных плато, плавно переходящих в плодородную, упирающуюся в Аляскинский хребет долину, раскинувшуюся на значительной высоте над уровнем моря. Отметим также, что Центральное плато бывшей Русской Америки, протяженностью в двести и шириной — в сто пятьдесят лье, берущее начало у Скалистых гор, спускается к Бристольскому заливу, в то время как земли между Юконом, Северным Ледовитым океаном и Беринговым проливом представляют собой низменность. И, поднимаясь на высоту полутора тысяч метров из низины, где, словно на дне огромного карьера, пристроилась фактория, шар неизбежно попадал в сильное воздушное течение, никак не ощущавшееся обитателями Нулато.

Ураган, успокоившийся в нижних слоях атмосферы, наверху бушевал с такой силой, что скорость движения аэростата, образно говоря, уже не поддавалась измерению. Отсутствие же облаков объяснялось тем, что северный ветер, пролетая над абсолютно сухими полярными льдами, не мог напитаться водяными парами, и поэтому гонимые им воздушные массы оставались совершенно прозрачными.

Столь же чисты и прозрачны и воздушные массы, гонимые памперо — страшным ураганом, рождающимся в Андах и беспрепятственно пересекающим две сотни лье аргентинской пампы, или пампасов, перед тем как обрушиться на прибрежные города Атлантики. Поскольку в аргентинской пампе никогда не бывает дождей, памперо — абсолютно сухой ураган. Он опрокидывает дома, выкорчевывает деревья, разбивает стоящие у причалов корабли, — в общем, повсюду производит ужасные опустошения, но небо при этом остается безоблачным, а солнце сияет все так же ярко.

Жак закрыл клапан, и вскоре монгольфьер снова набрал прежнюю высоту, где нашему путешественнику более не грозила смертельная опасность внезапного приземления. Хотя скорость полета аэростата возросла, достигнув своего предела, Жак чувствовал себя отнюдь не дурно. Увлекаемый воздушным течением, шар быстро и ровно скользил в поднебесье, составляя со своим пассажиром как бы единое целое, и, глядя на них со стороны, можно было бы смело сказать, что теперь они оба дружно летели вперед. Правда, головокружение, вызванное хаотическим движением объектов на земле, сменилось сонным оцепенением, с которым воздушный навигатор попытался было бороться, но безуспешно. Пустившись в путь после легкого завтрака и не имея с собой ни крошки съестного, Жак философски рассудил, что пора последовать мудрой пословице: «Сон — та же еда». Закутавшись в шубу, он свернулся клубком и тотчас заснул, уткнув нос в колени.

Сон его, несомненно долгий, внезапно был нарушен резким толчком и яростными криками, раздавшимися снизу.