Из Парижа в Париж

В квартире стоял оглушительный гвалт, — вероятно, моя дочь принимала гостей, большинство из которых страдало дефектами слуха. Найти другое объяснение неимоверной громкости того, что юное поколение называет музыкой, я была просто не в состоянии. Моего появления никто не заметил, и я тихонько проскользнула в свою комнату, тут же захлопнув за собой дверь.

Мне ни с кем не хотелось делить свое горе и одиночество. С ранней юности отношу себя к категории людей, обреченных постоянно выслушивать самые интимные исповеди окружающих, но обременять их собственными проблемами… Нет уж, благодарю покорно! Душевный стриптиз никогда не был мне по душе, во всяком случае, в моем исполнении. Единственной подходящей компанией показалась в тот момент непочатая бутылка коньяка, и я немедленно извлекла ее из недр стенного шкафа.

Судя по всему, общение с сорокаградусным напитком прошло весьма плодотворно; во всяком случае, оно наградило меня головной болью невиданной силы. Ну что ж, раз моя несчастная голова так чудовищно дает о себе знать — значит, она все еще находится на плечах! Самое время ею воспользоваться по назначению… Я проглотила сразу две таблетки аспирина и потащилась в свою комнату одеваться.

Предстоял последний перед отпуском рабочий день, время было заранее расписано по минутам. Подготовка к осеннему показу моделей шла в нашем Доме моды полным ходом; было бы страшно обидно позволить исполнителям перепортить мои эскизы, а значит, существовала необходимость оставить им, уезжая, наиподробнейшие инструкции.

Потратив минут пятнадцать на поиски своего любимого черного свитера, я наконец оставила бесплодные попытки и натянула первое, что попалось под руку. Да, малышка Люси времени даром не теряла! Очевидно, изрядно подросшее дитя решило построить коммунизм в нашей «отдельно взятой семье» и начало с обобществления моего шмотья. Жаль, что это могло быть сделано только в одностороннем порядке — трудно было предположить, что я польщусь на ее драные джинсы.

Теперь передо мною стояла грандиозная дизайнерская задача — нарисовать себе хоть сколько-нибудь приемлемое лицо. Я вернулась в ванную и вооружилась тушью для ресниц. Невезенье продолжало меня преследовать — на этот раз я ткнула щеточкой себе в глаз (ничего удивительного при столь сильно дрожавших руках!) и мне снова пришлось умываться холодной водой.

Решив, что сделала для собственной внешности все, что было в моих силах, я наконец вышла из дома и направилась к поджидавшему меня «фольксвагену». На лобовом стекле красовалась квитанция на штраф за неправильную парковку. Этот подарок судьбы прошел почти незамеченным на фоне всего остального.

Рабочий день прошел довольно удачно, если не принимать во внимание попыток поставщиков всучить в качестве фурнитуры для вечерних платьев пуговицы, идеально подходившие для рабочих комбинезонов; и необоримого стремления закройщиц заменить лекала сорок второго размера шаблонами на пятидесятый — пятьдесят второй (в зависимости от габаритов каждой из них). Все эти вопросы несколько отвлекли меня от главного — что же теперь делать с отпуском? К вечеру я почти созрела для того, чтобы попросту от него отказаться.

Весь день я ловила себя на слишком пристальном внимании к телефонным звонкам. Интересно, что сказала бы я, оказавшись на месте Симона? «Нам с тобой необходимо поговорить… Я заеду к тебе после работы.»? Или сразу: «Извини меня, дорогая, — я обидел тебя — не сумел побороть искушения! Жизнь без тебя…»? А, к черту! Надо же быть такой идиоткой! Симон был на своем месте, и объяснения со мной явно не входили в его планы.

Вечером выйдя на улицу, чтобы ехать домой, я беспомощно оглянулась вокруг. Мое сердце колотилось в груди с частотой ста двадцати ударов в минуту. Знакомой машины поблизости не оказалось. Рухнув на сиденье «фольксвагена», я с силой захлопнула дверцу и стартовала с такой скоростью, словно собиралась, как следует разогнавшись, успешно выйти на околоземную орбиту.

Проезжая мимо кондитерской, я вдруг вспомнила о Люси. Бедный ребенок и так остался вчера без шоколадки!

Слишком резко затормозив, я тут же ощутила страшный удар сзади. Звон разбитого стекла и леденящий душу металлический скрежет не оставляли сомнений в его происхождении.

Я откинулась на спинку сиденья, закрыв глаза и боясь пошевелиться. Руки и нога дрожали, зубы выбивали барабанную дробь. Я рискнула взглянуть в зеркальце на ветровом стекле: на скуле медленно растекался огромный безобразный синяк. Углубившись в его созерцание, я не слышала сигналов машин в быстро образовывавшейся дорожной пробке.

Чье-то прикосновение к плечу вывело меня из оцепенения. Ко мне низко склонилось незнакомое мужское лицо с необычайно правильными, четкими чертами. Светлые волосы были тщательно расчесаны на пробор, голубые глаза светились участием, выдавая явное беспокойство.

— С вами все в порядке? Я могу чем-нибудь помочь?