...из пены морской. Инверсионная теория антропогенеза

Интроспекция — это «внутри-себя-копание» или «внутрь-себя-смотрение»; исследование «в-себе-бытия» сознания самим сознанием. Этот, с позволения сказать, «метод», впоследствии получивший название «субъективного метода» (ибо о какой объективности можно здесь говорить?) надолго стал единственным методом нарождающейся психологии, которая еще находилась в утробе, вернее, в двух утробах одновременно: философии и медицины.

С началом эпохи Просвещения началось повальное увлечение образованных людей анатомией. Появилось понятие «анатомический театр», кощунственное в своей основе. Художники писали полотна на тему «расчлененки» (пример: Рембрандт, «Урок анатомии доктора Тюльпа»). Воровство свежих трупов с кладбищ приняло характер одновременно общественного бедствия и бизнеса. Богатые люди приглашали друг друга на сеанс расчленения, как на чашку чая или кофе и резали трупы за чашкой чая.

Успехи анатомии позволили еще более конкретизировать предмет еще не рожденной науки психологии, вследствие чего психофизическая проблема была заменена психофизиологической.

«Декартова пропасть», как проблема «сознание\материя» осталась философии. Предметом новой науки становилась дихотомия «сознание\тело человека». Физиологическое обеспечение актов сознания - вот что стало интересовать ученых. Начало развиваться учение о рефлексах, стали появляться программы построения психологии, как опытной науки.

При этом интроспекционизм долго еще оставался ее единственным методом. Ученые делали те или иные выводы, испытывая и изучая самих себя, опираясь на акты собственного сознания. Страной, где подобные исследования получили максимальное распространение, стала Германия, а апологетом интроспекции стал профессор Вундт, создавший огромную школу, которая рассыпалась еще при его жизни.

Изощренное духовное онанирование многочисленных учеников Вундта не выдержало проверку на научность.

Тогда впервые на повестке дня встала проблема объективного метода в изучении феноменов сознания. Постановка проблемы объективного метода является началом новой науки — психологии.

Вообще-то началом психологии, как науки, принято считать формирование категориального аппарата (46). Думаю, что это не совсем верный подход, постольку поскольку категориальный аппарат формируется и меняется непрерывно на протяжении развития науки. Какая-либо четкая грань здесь невозможна. В частности, отцом понятия о рефлексе - одного из основных понятий психологии - являлся Декарт, а о психологии, как науке, в его время говорить не приходится.

Сердцевиной науки является ее методология, ибо — если подходить строго - все науки изучают один предмет: Универсум. Различие касается только метода. Категориальный аппарат — критерий скорее количественный, чем качественный. Категориальный аппарат современной физики настолько отличен от категориального аппарата физики времен Ньютона, что два физика, оперирующие категориями разных времен, не поймут друг друга. При этом мы знаем: замены и нововведения совершались постепенно. Еще показательней ситуация в философии. Каждый сколько-нибудь значимый философ создает собственный категориальный аппарат. Философ, оперирующий категориями Гегеля, отрицает категориальный аппарат Канта, а кантианец не воспринимает категориальный аппарат Гуссерля.

Отметим заслугу школы Вундта: она дала весьма значимый отрицательный результат. Этот результат сравним с тем, который дала в конце 20 в. трудовая теория антропогенеза, основанная на симиальной гипотезе. Труды антропологов и археологов, искавших предков людей в саваннах Африки, не пропали втуне, равно как и труды психологов, искавших истину о сознании в самих себе. Отрицательный результат в науке не менее значим, чем положительный, ибо ученые ищут истину, а не клады.

В 70-х годах 19 в. психология стала претендовать на звание самостоятельной науки и начало ее озарили два великих имени: Брентано и Сеченов.

Для Брентано, как католического мыслителя, вопрос о происхождении сознания не имел смысла. Основная идея Брентано представляла собой попытку преодолеть «декартову пропасть» между сознанием и материей.

Он смотрел на сознание, как на интенсиональный акт. Интенция (от предлога «ин») означает неразрывную связь сознания и его объекта. Объект, утверждал Брентано, включен в акт сознания. Никакой пропасти между сознанием и его объектом нет, потому что в интенциональном акте сознание и объект представляют собой одно целое. А что за пределами? — спросит читатель. А ничего. Ибо мы можем судить только о том, на что в настоящее время направлено наше сознание. Способность к интенции представляет собой не продукт развития, а дар Божий, считал Брентано. Надо ли говорить, что мыслители, подобные Брентано, не могли даже ставить вопрос о происхождении сознания.