Джонс Вуд еще в 1929 г. высказал предположение о примитивизме ладони. Он предположил, что она была свойственна самым первым, а не самым прогрессивным млекопитающим. Первые появились в царстве грозных динозавров и были преследуемы. Д. Вуд считал, что они жили в болотах, на границе воды и суши, скрываясь в тростниках. (Вероятно, новые виды животных, как правило, появляются именно на границах сред, постольку поскольку первые виды еще недостаточно адаптированы к какой- либо определенной среде и не способны в ней выжить, - В. Т.). Большой палец отстоит на девяносто градусов, чтобы хвататься за тростник, — считал Вуд. Благодаря болотному образу жизни появилась супинаторная подвижность (прогибчивость) ладони, позволяющая удерживаться на зыбкой почве. (Я считаю, что супинаторная подвижность ладони и стопы стала необходима человеку также для успешной охоты на моллюсков, - В. Т.). Вуд сравнивал человеческую ладонь с конечностью черепахи, являющейся, как известно, одним из самых древних животных. Он считал доказательством тот факт, что запястья при их довольно сложном устройстве у черепахи и человека совпадают по количеству и форме костей (86). О. Абель в 1914 г. сравнил кисть человека с кистью ископаемого существа фенаколуса, считая, что они напоминают друг друга (87).
К сожалению, эти идеи оказались не на столбовой дороге познания происхождения человека. Большинство ученых бьются над вопросом, каким образом из обезьяньей лапы антропоида получилась «рабочая рука» человека. И не могут этого объяснить. На самом деле все наоборот: из человечьей руки получилась обезьянья лапа в процессе деградации гоминид и приспособления их к древесному образу жизни. Из стула легко сделать табурет, а вот из табурета сделать стул проблематично.
«Рабочая рука» сформировалась не в процессе труда, а является
Неизвестно, что чему предшествовало в эволюционном плане у млекопитающих: когти ногтям, или ногти когтям, но объяснить формирование ногтей затруднительно, если отвлечься от питания моллюсками. Конечность с ногтями гораздо удобнее, чтобы вскрывать панцири небольших двустворчатых и брюхоногих вроде беззубок, мидий, устриц, улиток и выскребать внутренности. Коготь в таком случае - гораздо менее эффективное орудие. Во всех остальных ситуациях, в том числе опасных для жизни, когти гораздо предпочтительней.
Другого объяснения человеческим ногтям (почему не когти?) не существует. «Трудовая» теория не способна дать вразумительный ответ на данный вопрос. Длинные ногти так же препятствуют труду, как и длинные когти. Укороченные — и те, и другие — одинаково бесполезны для трудовых манипуляций. Я затрудняюсь назвать хоть одну трудовую операцию, где используются ногти. Разве что для уничтожения вшей? Но известно, что первобытные народы используют для этого, как и животные, зубы. Моя покойная бабушка, переселенная в Казахстан по столыпинской реформе из Харьковской губернии, рассказывала, как аульные «киргизы» «клацали зубами», выгрызая вшей. «Почему не давили ногтями?» — спрашивал я, не представляя, как можно выгрызать вшей. «А это все равно, что семечки, — не без юмора, но по сути верно объясняла бабушка Устинья, - можно и ногтями, а зубами сподручней. Зубов-то побольше будет. Главное — приспособиться». Вообще удивительно, как много белых пятен в теории антропогенеза в самых неожиданных местах. Происхождение ногтей — одно из них.
В нашей науке идею эволюционной древности человеческой руки давно отстаивает Е.И. Данилова.
Общество «Триада» пора закрывать, как идейно обанкроченное. Три критерия триады «не работают» во взаимосвязи. Это стало ясно уже давно. Они не применимы также и по отдельности. Попытки заменить их какими-то «комплексами»
Ни один критерий сапиентации, из предлагавшихся учеными-симиалистами, не выдержал испытания временем. Вместе с ними потерпел полный крах и сам симиализм с его «трудовой теорией» вкупе.
10. Зачем древняя обезьяна «слезла» с дерева?
Феномен «маугли», число которых — людей, выросших среди животных — уже перевалило за сорок, показал, что одичание совершается в первом же поколении. При этом ничто не дается детям человеческим так легко, как отказ от прямохождения.