Из пепла

– Нет, я имел в виду, что не ты одна окажешься в тюрьме. Этот Томми был моим самым нелюбимым другом Роба из детского сада. Если этот придурок хоть на миллиметр перейдет границу дозволенного, мы с тобой окажемся в одной камере.

Она не засмеялась.

Она даже не улыбнулась.

Впрочем, она посмотрела на меня так, будто у меня выросли две головы. Я расценил это как прогресс, ведь она хотя бы перестала кричать на меня из-за галстука.

– Точно, – пробормотала она. – Надо выходить, пока не опоздали. – И она ушла.

Я поймал ее за руку и потянул назад.

– Слушай. Я дерьмовая замена Робу или Джессике в этой ситуации. Но я обещаю быть рядом сегодня. Если ты почувствуешь, что для тебя это слишком и ты больше не можешь это выносить, просто скажи, и я подгоню машину для побега. И ни секунды не думай, что это делает тебя плохой женой или плохим человеком. Роб не хотел бы, чтобы ты страдала из-за каких-то общепринятых правил, чтобы доказать, как сильно ты его любишь. Это и есть любовь, Бри. В настоящем времени.

Она снова пристально на меня посмотрела, ее щеки все еще были влажными, но в сверкающих зеленых глазах мелькнул едва заметный отблеск света.

– Спасибо, – прошептала она, накрывая рукой мою руку, лежащую на ее плече. – Мне нужно было это услышать.

– Отлично. Тогда я запишу эту фразу на будущее, потому что чувствую, что это было лучшее, на что я способен.

Она покачала головой, уголки ее губ едва заметно приподнялись.

– Скорее всего.

– По крайней мере, мы пришли к соглашению.

В этот раз она засмеялась. Ее смех был тихий и с нотками грусти, но даже в самый мрачный день смех оставался смехом, как бы он ни звучал.

Похороны Роба были совсем не похожи на скромную церемонию в честь Джессики. Собор в центре города был переполнен, не хватало сидячих мест. Я не был удивлен. Все, кто когда-либо пересекался с Робом, считали его своим другом.

Но никто не знал его так хорошо, как я.

Никто не подводил его так сильно, как я.

Надев черный узкий галстук, я ни на шаг не отходил от Бри. Утром она сильно недооценила себя. Бри вела себя как рок-звезда во время похорон. Я встревал в разговоры и перенаправлял их в другое русло, когда мне казалось, что она вот-вот заплачет, но по большей части она была воплощением грации и силы. Я даже успел сыграть с Ашером несколько партий «Камень, ножницы, бумага», когда казалось, что ему нужно отвлечься. Но мучительное чувство вины все еще таилось внутри, разъедая самую суть моего бытия.

Ведь именно этого я и заслуживал.

Глава 6 Изон

– Открывай, – сказал я, держа ложку-катапульту перед своим лицом.

Ашер захихикал и раскрыл рот так широко, что я удивился, как у него не отвалилась челюсть.

– Готов?

– Па тово пиа, – сказал он на языке, понятном лишь дантистам, но я решил, что это означает «да».

Быстро войдя в раж, я расставил ноги и согнул колени, чтобы сохранять равновесие. Этот бросок решал все, и я ни в коем случае не собирался сдаваться.

– Итак. Хорошо. Поехали. Раз, два, три!

Вафля подлетела в воздух почти по идеальной траектории, но, конечно, как и в итоге предыдущих четырех бросков, она отскочила от кончика его носа и приземлилась на пол.

– Ну нет! – закричал он, колотя кулаками по белой мраморной столешнице. – Я почти поймал.

Я вернулся к нарезке знаменитых вафель Бри со сладким картофелем и шпинатом на маленькие кусочки. И я даже преуменьшил, назвав их «знаменитыми». Мои вкусовые рецепторы едва не взбунтовались, когда я впервые попробовал эти вафли, но она специально готовила их с запасом и хранила в морозилке, чтобы дети могли есть их в течение недели. Когда разговор заходил о приготовлении завтрака для троих детей, я никогда не жаловался на быстроту и легкость.

Последний месяц жизнь неслась со скоростью света, в то же время все вокруг было как будто в замедленной съемке. Мы с Бри все еще были как зомби, шевелясь лишь ради детей, но ничуть не приблизившись к спокойствию и принятию ситуации, хотя притворяться стало чуть легче.

Огонь все еще преследовал меня. Я стал одержим мыслями о тех вещах, которые мог сделать по-другому. Фраза «если бы я только…», пробел в которой заполнялся каким-нибудь абсурдным и невозможным супергеройским поступком того дня, стала неотъемлемой частью каждой ночи. Она крутилась в моем сознании вновь и вновь, пока оно наконец не сдавалось и не позволяло мне погрузиться в то, что лишь очень условно можно было назвать сном.

Иногда я впадал в ярость. Иногда падал на колени и плакал. Иногда просто смотрел в пустоту, смиряясь с тем, что вся моя жизнь будет окрашена скорбью.

Но каждое утро я находил силы жить дальше ради моей дочери. Эта маленькая девочка с ее медово-карими глазами и тонюсенькими волосиками была смыслом моего существования.

Я пошел на терапию – ради Луны.

Старательно принимал антидепрессанты, которые выписал врач, – ради Луны.

И теперь я читал вторую книгу о воспитании детей для вдовцов – ради Луны.