обидно, что Корнелл Вас отклонил. Моя позиция в Уэллсли, к сожалению, — явление онтогенетическое, а не филогенетическое.{43} Создана она была специально для меня. У меня было всего-то с десяток лекций, за которые мне платили 3000 долларов в год. Недавно несколькими профессорами была предпринята героическая попытка оставить меня еще на один год или, по крайней мере, учредить курс по русской литературе, но все эти усилия кончились ничем. Причина та же: отсутствие средств. Сюда я приехал, сознавая, что у моей работы будущего нет, но, как и у всякого человека, у меня зародилась тайная надежда, что дело как-нибудь да сладится. Не сладилось — и почва начинает уходить из-под ног.
Операция, которую перенес Дмитрий, оказалась серьезнее, чем мы предполагали. Вчера он вернулся домой и должен будет теперь некоторое время полежать в постели. Вы видели в последнем «Лайфе» на редкость непристойную фотографию хорошенькой русской балерины (по-моему, Тумановой)?{44} Она стоит, опершись на голову слона, а тот продел свой хобот между ее голых ляжек и обвил их самым что ни на есть фаллическим образом.
Здешний преподаватель французского языка, по совместительству астролог, только что сообщил мне, что Гитлер умрет 23 мая. Ждать, стало быть, осталось десять дней.
Уэллфлит, Масс.
22 мая 1942
Дорогой Владимир,
«Весну в Фиальте» следует первым делом послать в «Нью-Йоркер». Напишите У-му Максвеллу,{45} что это я Вас надоумил. Боюсь только, им рассказ покажется слишком длинным, но, если Вы его сократите, они, может статься, его и возьмут. Если же нет — попробуйте отдать его в «Харперс-базар» (572 Мэдисон-авеню, Нью-Йорк). Напишите Мэри Луиз Эзвелл{46} и сошлитесь на Мэри и на меня. Нам с Мэри{47} рассказ понравился, но, с точки зрения журнала (пожалуй, и с нашей тоже), ему не хватает интриги. От истории, действие которой происходит в Фиальте, ждешь большего.
Отдельной бандеролью возвращаю Вам также «Отчаянье» и «Новый журнал». «Отчаянье» мне понравилось, но «Смех во тьме» — лучше. Самое удачное, мне кажется, место в романе — сразу после убийства. Прочел
Очень был рад Вас повидать. Сердечный привет от меня Вашей жене и Дмитрию. Надеюсь, он уже поправился. Если надумаете перед летними разъездами к нам наведаться, мы Вам — сами знаете — всегда рады. Достаточно будет написать записку или послать телеграмму.
Всегда Ваш
16 июня 1942
Дорогой Кролик,
огромное спасибо, Беннингтон звучит ужасно привлекательно.{49} Сегодня же пишу Льюису Джонсу. Забавно сознавать, что русский знаешь лучше всех— во всяком случае в Америке, да и английский — лучше любого русского в Америке, а в университет при этом устроиться не можешь. Следующий год не сулит мне ничего хорошего. Единственное, что мне удалось найти, — это место научного сотрудника сроком на один год (годовая зарплата 1200 долларов, с 1 сентября) в Музее сравнительной зоологии; рабочий день — три часа, и все бабочки в моем распоряжении. Если бы удалось сочетать работу в Музее с чтением лекций в колледже, было бы чудесно. И, конечно же, я от этой работы откажусь, если появится место более высокооплачиваемое. <…>
У меня только что побывал секретарь одного писателя{50} (имя забыл), этот писатель сочинил нечто под названием «Табачная дорога», теперь же пишет роман из советской жизни. Vous voyez ca d'ici?[59] Хотел выяснить, как писать по-английски такие слова, как «немецкий», «колхоз» (который он пишет kholholtz) и тому подобное. Его героя зовут Владимир. Проще некуда. Меня подмывало подсуропить ему набор неприличных слов, которые бы он употреблял в значении «доброе утро» и «спокойной ночи». (К примеру:
Получил письмо от Пирса,{51} очень мил, просит прислать еще вирши, и я отправил ему стихотворение, которое сочинил по Вашему наущению и которое прикладываю. «Харперс-базар» отослал мне обратно «В в Ф.» [ «Весну в Фиальте». —
В начале следующей недели отбываем в Вермонт, где пробудем (в ветхом фермерском доме, осаждаемом огромными, неповоротливыми дикобразами, гнусно пахнущими скунсами, светлячками и вполне сносными ночными бабочками) до середины августа.