Из переписки Владимира Набокова и Эдмонда Уилсона

Кажется, мне удалось наконец-то найти переводчика для Ваших книг. В Смит-колледже я познакомился с исключительно умной русской женщиной, которая безупречно говорит и пишет по-английски. Здесь она живет с одиннадцатилетнего возраста, но русский язык сохранила и к тому же изучала русскую литературу в Лондоне у Мирского. Я прочел ее диссертацию о влиянии Достоевского на английскую литературу — работа интересная и хорошо написана. У нее есть отличный материал о плохих английских переводах с русского; она напечатала несколько английских переводов отрывка из «Записок из мертвого дома» в параллельных колонках, чтобы продемонстрировать, насколько все они чудовищны. Провела у нас Рождество и очень нам понравилась. Я дал ей Ваш «Подвиг», и он произвел на нее огромное впечатление. Предупреждаю, она обожает Достоевского, но в ее любви нет ничего мистического или отталкивающего. Зовут ее Элен Мучник^{29}, 69 Бельмон-авеню, Нортгемптон, Массачусетс. По-моему, Вам стоило бы встретиться с ней в Бостоне.

Известно ли Вам, что Вы сыграли со мной, причем совершенно непроизвольно, самую свою злую шутку? Я был уверен, что вы сочинили за Пушкина стихотворение о бессоннице, которое так похоже на мое. О чем я и сообщил Мэри, а также многим своим знакомым и даже процитировал это стихотворение как пример столь свойственных Вам виртуозных литературных розыгрышей. Я дал себе слово, что ни за что на свете не доставлю Вам удовольствия, раскрыв Пушкина и не найдя там этого стихотворения. Но потом, однажды вечером, я все-таки раскрыл Пушкина и обнаружил, что стихотворение-то, оказывается, существует! Я был вне себя от бешенства.

Надеюсь, Вера уже дома и поправляется. Если соберетесь в Нью-Йорк, дайте знать.

Кстати, Вы уже получили американское гражданство? Для Гуггенхайма это может иметь значение.^{30}

Ваш отрывок в «Атлантике»^{31} мне очень понравился. Прекрасно написан.

Лучшие пожелания от нас обоих.

Эдмунд У.

Я обнаружил формулу русской поэзии:

И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.

Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.

В обоих двустишиях повторяются в другом порядке слова из предыдущих строф. В Вашем «Расстреле» ведь примерно то же самое?

__________________________

230 Е 15-я стрит

7 марта 1943

Дорогой Владимир,

как живете? Мы соскучились. Элен Мучник из Смит-колледжа написала мне очень доброжелательное и разумное письмо про Ваш Подвиг. Хотел Вам это письмо переслать, да куда-то его задевал. Дайте ей что-нибудь перевести из Ваших вещей. На днях познакомился с очень хорошенькой русской, Ириной Куниной^{32}, она сотрудничает с Новосельем. Вам что-то про нее известно? Вчера вечером по ее приглашению ходили на вечер Новоселья и ушли с ощущением, что Новоселье — это своего рода сталинская «агитбригада». Весь вечер звучали выступления и стихи, прославляющие оборону Ленинграда. «Установка», по всей вероятности, выполнена не была, ибо почти все речи получились одинаковыми и настолько прямолинейными, что даже Мэри из-за постоянных восклицаний и имен собственных понимала, о чем идет речь. Все как безумные цитировали Медного всадника — порой совершенно не к месту. На протяжении всей своей речи мадам Кунина не уставала повторять: Петербург тире Ленинград. Домой я вернулся в угнетенном состоянии.

Что-нибудь слышно про стипендию фонда Гуггенхайма? В настоящее время Вы преподаете в Уэллсли? Черкните пару строк.

Читаю Тютчева. Он, безусловно, очень значителен — совершенно не похож ни на одного известного мне поэта. Но не слишком хорошо известен, так ведь? Прочел все пушкинские поэмы. Патриотическая Полтава, хоть и написана прекрасно, меня разочаровала. Мне показалось, что такие вещи, как Братья разбойники и незавершенный Тазит, более интересны и более пушкинские. Привет Вере.

Всегда Ваш

Эдмунд У.

__________________________

29 марта 1943

Дорогой Кролик,

я получил гуггенхаймовскую стипендию. Спасибо, дорогой друг. У тебя удивительно легкая рука. Я заметил, что всякий раз, когда ты принимаешь участие в моих делах, успех мне обеспечен.

Между тем из Нью-Йорка пришла очень печальная весть; кажется, я говорил тебе о своем близком друге, одном из соратников отца, Иосифе Гессене^{33}, — ему только что удалось бежать из Франции. Так вот, он умер. Посылаю тебе небольшой очерк, который я о нем написал по-русски в «Новое русское слово».

В Нью-Йорке буду проездом в среду и четверг, 14 и 15 апреля. Позвоню в среду днем, если дашь мне свой телефон.