Из пережитого

   -- А вот Толстов граф не велит в церкву ходить и детей, говорит, крестить не надо, -- сказал Арапыч.

   -- Ну, такого запрета Толстой не делал и не мог делать. Он зовет к честной, трудовой и праведной жизни, -- сказал я, -- чтобы люди не воровали, не убивали, не насиловали друг друга, не обманывали, не эксплуатировали через деньги и свою знатность и властность. А кто так живет, тому никакого худа от церкви нет, а только лишний интерес от концерта хорошего. А детей крестить, конечно, надобности нет, это время прошло. Христос этим не занимался. И не в этом теперь дело.

   В это время на коридоре послышался шум, наши камерные возвращались с прогулки, и я, как ни в чем небывало, юркнул из двери и присоединился к ним.

   -- Мы тебя в другой раз на целый день возьмем в свою камеру, -- сказал Арапыч, -- с тобой говорить есть о чем, Фролов что, он бунтовщик, а сам такой же шаромыжник и выпить не прочь и чужое хапнуть.

   -- Нам, главное, о душе поговорить, -- сказал вслед старик, укравший два хомута.

ГЛАВА 59. НЕСКРЫВАЕМАЯ ЗАВИСТЬ

   За все время пребывания в камере с Фроловым он питал ко мне нескрываемую зависть и ненависть, и все испытывал мое терпение, желая подраться, бранил меня скверными словами, плевал на меня; нарочно подолгу ходил по камере и шмыгал ногами пыль около моей головы в то время, как я лежал на полу и не имел еще койки.

   280

   И все это не по личному недоброжелательству -- для которого не было никакого повода, а из-за принципа, что мы, мужики, собственники, имеем землю, скот, инвентарь, а они, пролетарии, ничего не имеют, и главное, что мы не разделяем их марксистской теории о классовой борьбе и обязательности пролетаризации или обатрачивания крестьян.

   -- Я вот 15 лет работал у разных хозяев и ничего не нажил, а у тебя, поди, есть земля, лошади, собственный дом, корова, а то и две; небось, думаешь, как бы нанять батрака из нашего брата пролетария, -- говорил он намеренно злобно, подмигивая Тихомирову. И такие его реплики повторялись почти ежедневно. Он ими затрагивал нас обоих и искал поводов для споров и придирки. С одной стороны, это было хорошо -- давало пищу для бесконечных споров в условиях тюрьмы, наполняло нам досуг содержанием, но плохо было, когда он переходил на личности и в моем лице срамил всех крестьян.

   -- Приди к ним пролетарий, они тебе задаром молока не дадут, куска хлеба не дадут, ночевать не пустят без десятского. Ты только им дай волю, они такие же помещики будут и по десятку батраков наймут. Сам Толстов сказал про них, что они неудавшиеся помещики!..

   -- Ну а ты-то, Фролов, многих пускал ночевать и кормил задаром? -- подшучивал Тихомиров, -- небось, тоже дверь на запоре имел, чтобы нищий не отворил?

   -- У нас душа нараспашку, мы последней копейкой не дорожим и всякого дружка встретим и угостим...

   -- Дружка-то и всяк угостит, а вот как нищих?

   Фролов не выдерживал и начинал злобно озорновать:

   -- А куда бы я его дел, вашего нищего, в портки что ли бы его посадил, когда у нас была одна комнатка, или с собой на кровать положил, чтобы он нас вшами наградил? -- выкрикивал он. -- У них дома свои, клети, горницы, он может десяток накормить и уложить, а мы бы и рады, да не можем!

   -- В этом все и дело, Александр Сергеевич, -- почтительно шутил Тихомиров, -- от других мы хотим, чтобы они были ангелы и всякое добро делали, а до самого коснется, так мы лучше в дьяволах побудем. Так вот все и рассуждают, по-твоему. А крестьяне еще милостивы: и ночевать пускают, и кормят, и поят, и вшей не боятся. И деньги не со всякого спрашивают. Ты сам еще стрелком не был, кусочков не собирал, а приведет Бог -- увидишь -- крестьяне народ податливый и всякого пожалеть могут.

   281

   Такие споры часто заводились в присутствии Данилы Никитича, когда он отпирал нашу дверь и, осклабясь, с удовольствием слушал их, стоя на пороге.

   -- Ты, Тихомиров, не об этом, -- весело говорил он, ты его спроси: сам-то он отказался бы в купцы выйти или фабрикантом стать, если бы тому случай вышел? И деньжонок не постыдился бы хапнуть и брюшко отрастил. Знаем мы этих пролетариев социал-демократов!

   И он приводил примеры из тульских рабочих-казюков и конторщиков, которые, по его словам, вышли в люди и заворачивают теперь большими делами.

   -- Никто, брат от себя не откинет, если планида такая тебе выйдет, а уж тем более пролетарий, который всем завидует и готов каждому глотку прорвать.

   Я поддержал Данилу и рассказал о тех фабричных рабочих, которых я знал на фабрике, которые от 10--15 рублей заработка в месяц на своих харчах сумели скопить по нескольку сот рублей и тоже "вышли в люди": один купил на ст. Химки дачу, другой около фабричного поселка выстроил себе домик; третий завел торговлю, а четвертым уехал в свою деревню и завел собственное крестьянское хозяйство, а двое из них тоже по маевкам бегали и в партии состояли.