Читал по соседу Андрею, по другому соседу, деду Илье, но тут тоже был маленький инцидент. У покойника среди ночи почему-то под саваном свалилась рука с руки и страшно перепугала всех старух. Этого старика я любил за его простоту и незлобие и читал по нем один два дня и две ночи подряд, без сна, а на третий день, как певчий, пошел его провожать и отпевать в церкви. В церкви на меня напала такая сонливость, что я не мог ее одолеть и засыпал с разинутым ртом, а засыпая, гнулся и падал, так что меня насильно отвели под руки домой, и на погост я не попал.
-- Ишь, как его дед Илья замотал, -- говорили старухи сочувственно моей матери, -- как бы с ним какого худа не вышло? Покойники тоже часто уводят за собою тех, кто им дюже пондравился. Ты не пускай его на погост, а то он его замотает.
А крестная после этого вразумляла:
-- Никогда, дитятко, не берись читать один, обязательно двоим нужно, мало ли какой грех может случиться. Да и отдохнуть посменно можно. А то трое суток один да один, да разве это возможно?
А мать только радовалась, так как после каждого покойника я приносил ей платок или полотенце, на котором я раскладывал Псалтирь, да и целый рубль деньгами. Это ли не заработок от покойников? А кроме того; по мне и мою мать звали всегда на поминальный обед после похорон, а это и для нее было большой честью перед народом.
В это же время, ежегодно, меня, совсем маленького, брали и на свадьбы у наших родственников, и мне выпадала почетная роль ехать в свадебном поезде с образом со стороны невесты, с ее родительским благословением, и участвовать опять же действующим лицом и в свадебном поезде, и в свадебном церемониале. И это в то время, когда мои сверстники могли только сидеть на полатях или на печи и оттуда глядеть на все перипетии свадебного обряда, как делал и я, когда не участвовал действующим лицом сам.
И как же я любил, как дорожил этой возможностью с полатей смотреть за всеми процессами этого церемониала. Особенно это было интересно после венца, на так называемом "красном обеде". Тут уже нет места слезам невесты и ее матери. Все кончено, и все должны только радоваться и веселиться. И величают тут не одних молодых, а всех гостей подряд, и для всех находят подходящие песни. Молодым споют: "А кто ж у нас большим барином, а кто ж у нас воеводою", или: "Как по садику-садику, тут катилися два яблочка". Просватанной девице споют: "Ах ты, елка,
48
моя елка, елка зеленая", или: "Что не белая береза кудревая". Не просватанной запоют: "Уж мы ж тебе, свет-Марьюшка, давно говорили". Холостым парням поют: "На горе калина во кругу стояла", или: "Да кто ж у нас лебедин, да кто ж у нас господин". А когда величают женатых, то непременно споют: "У ворот сосна зеленая, у Ивана жена молодая" и т. д.
Слушаем мы эти песни и млеем от радости. Нам с полатей видно, как ломаются, чванятся гости, когда их величают, как они торгуются с девицами и заставляют их величать еще и еще. Нам видно, как хозяин с дружками перед каждой сменой кушанья вновь и вновь обносит гостей водкой и наливками и торжественно упрашивает: "Кушайте, сваточки и свашеньки, дорогие гости и гостьюшки, веселите наших молодых веселыми песнями и веселыми речами". А гости и сваты берут в руки стаканы и в тон хозяину возглашают: "Будьте здоровехоньки и будьте все радехоньки!" А потом каждый прикушает и скажет: "Горько, нельзя пить, подсластить надо!" И обращаются к молодым Те в угоду им целуются и кланяются. Но этого мало, их заставляют целоваться еще и еще: "Без Троицы дом не строится; без четырех углов изба не бывает; без пяти просвир поп обедню не служит", -- говорят они при этом. И заставляют целоваться до пяти раз.
А потом, перед кашей, которая подается непременно в конце обеда, мать и отец невесты обходят всю женихову родню с дарами (с ситцем, шерстяными материями, с готовыми платьями и рубахами) и всех одаривают, смотря по возрасту и положению. И тут новая церемония: с дарами на подносе подходят к гостю и, низко кланяясь, говорят:
-- Дарю тебя, сваточек, даром, не большим и не малым, малое примите, а большого не взыщите, чем богаты, тем и рады!
Гость принимает дары и отдаривает деньгами, которые кладет на этот же поднос. А девичницы наперебой с другими молодыми бабами величают гостей и со смехом торгуются с ними из-за расплаты, выпрашивают серебряную монету вместо медной.
Перед кашей хозяин с дружками в последний раз обходит гостей с водкой и торжественно и униженно просит "откушать". "До дна, до дна, не оставляйте на донышке зла", -- подговаривает он пьющих.
После каши чашки накрывают целыми пирогами, и тогда только конец пиру.
А когда я участвовал действующим лицом, меня также величали и подносили рюмочку красного вина и также
49