Из пережитого

   стал работать в праздники, деревня насторожилась и стала вперед через моих родственников и попа действовать на мою мать и жену, доказывая им все беззаконие моего поведения и подкрепляя свои уговоры страшными рассказами о том, как там-то и там-то, такого-то и такого наказал Бог пожаром, падением скота, болезнью или другою напастью, и что то же самое будет и со мной, если я не раскаюсь. Пасха 1898 г. была теплая, уже было можно работать. К нам под утреню приходили с вечера мужики из другой деревни, чтобы во время попасть к утрени и мне с ними пришлось спорить.

   Я говорил им, что Христос воскрес не для того, что бы Ему служили обедню, а потом целую неделю обжирались бы мясом убитых животных и пили бы водку, -- для этого Он не стал бы не только страдать и умирать, но и совсем не пришел бы в мир, -- а для того, чтобы люди жили по-Божьи, не пьянствовали бы и не ругались в семьях, а жили бы мирно в любви и согласии.

   -- Мы так не можем -- возражали мне мужики, -- нам только бы Богу помолиться, да праздник честь честью спраздновать, больше мы ничего не знаем. У нас в празднике все радости и свиданья с родными.

   -- А не можете, нечего и вывеску христианскую носить, -- говорил я им, -- ибо все остальное ни к чему не ведет и Христу совсем не мило.

   -- Мы так, как наши деды и прадеды веровали, -- возражали они, оправдываясь, -- а ты их в ногах топчешь.

   -- Однако, -- говорю, -- мы не дедам и прадедам служить хотим, а Христу, а Христу-то этим и не служишь. Христу жизнь нужна трезвая и разумная, а не ваши пьяные праздники.

   Когда в эту Пасху носили иконы, я копал у себя в проулке землю, готовя под посадку ранних овощей, ко мне подошел церковный староста Увар Иванович и удивленно сказал:

   -- Да разве нонче работают, а? Ведь по деревне святые иконы ходят... они и к тебе сейчас придут, а ты и встречать не готовишься...

   Я весело сказал, что отродясь не видал таких икон, которые бы по деревне ходили, и если ваши ходят, то я их с удовольствием приму и целовать стану.

   -- Да, мы их носим, -- поправился староста, -- знамо, они сами не ходят.

   -- А тогда какой же в них интерес, -- говорю, -- если они даже ходить не умеют, таких мне не надо. Лучше, -- говорю, -- сами приходите, мы побеседуем, а с иконами

   138

   что мне делать, раз они мертвые? И когда я действительно их не принял, и Царицу Небесную со свитой угодников пронесли мимо, бабы так и ахнули со страху, и в этот же день ждали, что с неба сойдет огонь и попалит мой дом.

   -- И чего это соседи-то смотрят, -- рассуждали они, -- от него ведь и им гореть придется!..

   -- Господь не допустит невинных, -- говорили старухи, -- Он его невидимо накажет, отступника!..

   И только Роман Коршунов решал иначе, проходя мимо ворот с иконами, он обронил словечко: "Сжечь бы его, сукина сына!" А так как Бог не наказывал, то они решали, что это Он меня испытывает и ждет моего покаяния и, стало быть, им надо тоже подождать:

   -- Нам за него не отвечать перед Богом, -- стали они утешать сами себя, -- Бог лучше нас знает, что делает...

   Такое рассуждение было мне на руку, оно примиряло обе стороны и сглаживало озлобление темных людей. Но так рассуждали только бабы, мужики же сразу стали злобиться из зависти, что я не беру к праздникам водки, не разоряюсь и никого не угощаю ей, в то время как им самое меньшее Пасха становилась в 15 рублей. Этого они не могли переварить двадцать лет и долгое время, по праздникам, нарочно приходили ко мне с поздравлением и просили поднесть рюмочку, и, когда я отказывал, ругались и грозились.

   -- Мы выпьем для праздника, нам и весело, мы все вместе и гужуемся, а ты все один да один, как окаянный. Этак одни черти живут! -- ругались они.

   А некоторые из них считали своей обязанностью пьяными подходить к моему дому и сучить кулаки и ругаться на "чертей толстовцев". Особенно этим любил заниматься старик Сычев. Подойдет и орет, что на ум взбредет:

   -- Вы черти, вы дьяволы, антихристы, христопродавцы, вас в острог надо, в Сибирь, на каторгу! Вы народ весь развратили! Вы с нами водиться не хочете, зазнались, деньги копите... Душить вас надо!..

   Это было бы не так страшно, но худо было в той срамоте и гадких ругательствах, которыми пересыпалась эта бранная философия, про Юхонца.

   В эту весну я посеял немного рассады и лишнюю кое-кому продал и раздал так. Капуста как у меня, так и у других выросла очень хорошая, и все увидели, что Бог меня не наказал за мою праздничную работу, а, наоборот, наградил. С этого года я не бросал сеять рассаду годов двадцать к кряду, и у меня ее покупали не только свои, но и из других деревень. А до этого никто ничего не сажал на огородах, кроме картошки, и все думали, что у мужиков это

   139