Читаем Из пережитого полностью

   Депутация с колдуньей не успела обойти всю деревню, когда приехал ветеринар. Он потребовал старосту и велел собрать сход. Староста перепугался и по задворкам проводил колдунью вон из деревни, заплативши 20 копеек с головы и по два яйца. Тревога наша оказалась напрасной, так как ветеринар сказал, что от укусов бешеным скотом другого скота зараза не передается, а только от укусов хищных зверей: собак, кошек и волков. Когда мужики это поняли, стали ругать тех, кто первыми настояли привести знахарку. "Эва, 40 двугривенных даром отдали, лучше бы их пропить", -- говорили некоторые. "А может, она их назад отдаст, нарядить подводу и послать кого посмелее?" "Мертвого с погоста не носят, не такая она дура, чтобы назад отдала, возражали другие, -- работала, работала, да чтобы даром это". "А этот черт и тут выгадал, -- сказал староста, указывая на меня, -- хоть 20 копеек да в кармане остались".

   -- Ему везде везет, -- сказал старик Соколов, -- у него и поповы деньги остаются, и праздничные, где нам за ним угоняться.

   -- Все равно помрет-то, и пей и не пей, -- сказал Осип Михалыч, -- так мы уж лучше пить будем.

   -- Да вы бы и рады не пить, да уж присосались-то к ней больно, -- возразила им одна старуха, -- а уж чего бы лучше в трезвости быть.

   -- По его, хоть и хлеба не ешь, -- сказал Сычев, -- так только черти в аду живут: не пьют, не едят, а мы не какие-нибудь окаянные, мы православные, друг от друга рыла не воротим, все равно помрешь-то, что пей, что не пей, на что-нибудь ее да варят в нашем государстве.

   -- Оттого и выгоднее ее не пить, -- сказал я, -- что все равно помрешь-то. Вот кабы от ней не помирали -- был бы расчет не пить, а то, наоборот, только и послышишь: тог опился, а тот удавился, а тот замерз в пьяном виде.

   -- Мы этого не признаем, -- сказал Сычев, -- в животе и смерти Бог волен: от смерти не уйдешь, кому что назначено на роду.

   -- И пить на роду назначено? -- спросил я.

   -- Нет, пить, это моя добрая воля: хочу пью, хочу не пью.

   -- Ну, -- говорю, -- если добрая воля пить, значит добрая воля и умирать раньше времени, и совсем тут ни

   192

   при чем, кому что назначено. Напился по доброй воле Сигунов и замерз около деревни, напился Степан Галкин и тоже замерз, так и все другие.

   -- Ну, мы ничего не знаем, -- сказал Соколов, -- мы не ученые, а попы вот ученые да и то пьют. А нам и Бог повелел.

   После таких разговоров как-то само собой случилось, что мужики стали меня стесняться и не при всяком случае выпивать четвертную или полведра, которые они выговаривали при найме пастуха, десятского, старосты, при разрешении семейных разделов, при даче усадеб и т. д. А тем более что на меня глядя, и бабы стали просить из этих денег на баранки. Так, дальше -- больше, и прекратилось у нас общественное пьянство, и такие деньги стали раздавать желающим по рукам. Даже при весенних общественных молебнах о дожде и погоде, когда так твердо верилось, что если не выпить после молебствия, то не пойдет и дождь, и в таких случаях стали стесняться. Надо было пропивать общественные деньги, а мы, непьющие, и тут требуем свою долю деньгами. Так и расстраивалась всякий раз освященная веками общественная пьянка.


ГЛАВА 45. ЯПОНСКАЯ ВОЙНА


   1904 год. Как-то совсем неожиданно к нам подкралась японская война. Что-то там писали газеты, что-то говорили на банкетах министры, чего-то требовали макаки-японцы, народ же почти ничего не знал. Газеты редко где выписывались по одной на деревню. И вдруг страшная весть: японцы без объявления войны напали на наш флот в Порт-Артуре и потопили наши броненосцы. Напали в корейском порту на нашего "Варяга" и "Корейца" и тоже потопили. А затем "Божиею милостью... Николай II, царь Польский и Великий князь Финляндии и проч., и проч...", объявляя об этом вероломном поступке наших врагов, повелевал призвать нашу армию и флот на военное положение...

   Война началась. Год за годом стали призывать запасных и там и здесь стал слышаться плач и стон матерей и жен. Великое бедствие обрушилось на русский народ. Зачем и за что надо было идти погибать, никто не знал и не имел представления, тем более что с Японией мы находимся через море, и она вовсе не идет на русскую землю. А между тем сообщение за сообщением: потопили "Ретвизана", "Славу", "Победу", "Полтаву", "Петропавловск" и много других военных кораблей.

   193

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное