Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта

В одной из больниц, расположенной в 14-м городском округе, несколько зданий построены на сваях. В грандиозной больнице Святого Антония стены некоторых корпусов были укреплены массивными деревянными подпорками, без которых они грозили рухнуть.

Совершенно другую картину представляют частные лечебницы с постоянными койками. Все, кто не принадлежит к числу людей совершенно обездоленных, в случае болезни ложатся именно сюда. Казенные больницы всегда были пугалом для французского населения.

Чтобы закончить мои воспоминания о жизни и деятельности русских врачей во Франции, я остановлю внимание читателя на нескольких картинках, иллюстрирующих их беспросветную и безотрадную жизнь.

Общеизвестно, что самоубийства в странах капиталистического мира есть явление повседневное и вполне обычное. Не мудрено, что в длинном списке самоубийц города Парижа вы ежеминутно натыкались на русские фамилии. В одном из отчетов парижского префекта полиции в описываемые годы говорилось: «Среди всех проживающих в Париже иностранцев русские занимают последнее место в рубрике уголовных преступлений и первое – в рубрике самоубийств».

Возьмите на себя труд, читатель, перелистать этот длинный список. Я помогу вам в этом.

Врач Т-ва, 48 лет, психиатр с 25-летним стажем. Долгие годы была ежедневной посетительницей парижской психиатрической больницы Святой Анны. Оказывала в ней существенную помощь персоналу больницы. Работала бесплатно в отделении известного французского психиатра М., который в виде вознаграждения за труд отвел ей каморку на чердаке помещения, в котором были свалены архивы Общества невропатологов и психиатров.

На кипах связанных протоколов заседаний Общества за предыдущую сотню лет она и спала. Была совершенно одинокой. Питалась хлебом и чаем без сахара. Однажды она не явилась в больницу. Прошел другой, третий, четвертый день… Никаких признаков жизни… Проходит еще несколько дней… На десятый день консьержка – блюстительница порядка, имеющаяся в каждом парижском доме, – стучится в дверь. Ответа нет. Звонок в полицейский комиссариат квартала. Дверь взламывают. На кипах связанных бумаг – труп врача Т-ой с изъеденным крысами лицом. Рядом – порожний пузырек с этикеткой яда и записка карандашом: «Прошу в моей смерти никого не винить. Не могу больше выносить мук нищеты и безработицы».

Врач В., 50 лет, жена одного из моих учителей, бывшего профессора Московского университета по кафедре частной патологии и терапии внутренних болезней. Мать четверых детей. Найдена мертвой в Булонском лесу при утреннем обходе парка сторожами. Рядом на скамейке – тюбики из-под яда и записка того же содержания.

Врач Т-в, 42 лет, уроженец Кавказа. Безработный, затем шофер легкового такси. Снова безработный. Потом мойщик машин в одном из гаражей 15-го городского округа. Однажды является в гараж рано утром в обычный час.

На этот раз он без рабочего комбинезона и без резиновых бот. Несмотря на холодный осенний день, ворот его рубашки открыт, как в жаркую погоду. К удивлению всех, он не проверяет краны водонапорной установки и не берет в руки резиновую кишку. Вместо этого он вынимает из кармана бритву, сбрасывает пиджак и перерезает себе сонную артерию. Остолбеневший от ужаса персонал гаража видит его через полминуты мертвым, лежащим в луже крови. В кармане сброшенного пиджака записка: «В жизни больше ничего не осталось. Лучше умереть, чем дальше терпеть муки и страдания».

Не буду утомлять внимания читателя этими трагическими штрихами жизни русских врачей за рубежом. Перейду к другим хотя и не столь трагическим, но по своему существу мало чем отличающимся от предыдущих.

Врач Г-н, бывший младший врач минной дивизии Черноморского флота. В течение двадцати с лишним лет – парижский шофер легкового такси. Одинокая жизнь. Каморка на восьмом этаже захудалых «меблирашек». На комоде – эмблема профессии, которой он когда-то собирался посвятить свою жизнь: стетоскоп и нагрудный врачебный значок. Днем – ненавистное такси. Вечером – стакан терпкого бордоского вина в кругу таких же «бывших людей», с одними и теми же каждый день воспоминаниями о молодости и невозвратном прошлом.

Врач П-н. В 1920-х годах – чернорабочий на каменоломнях острова Корсика, потом чернорабочий на автомобильном заводе Рено в Париже. Одинокий, мрачный, отчаявшийся и разочарованный в жизни и людях.

Врач В-й, фтизиатр с 30-летним стажем. Одинокая жизнь. Безработица. Игра на виолончели в камерном ансамбле русского ресторана в Париже. Снова безработица. Душевная болезнь. Койка и смерть в доме умалишенных.