Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта

И рядом с этой славой – тяжелая и безотрадная участь русской пианистки не меньшего размаха и не меньшего таланта Ирины Э. Она появилась на концертной эстраде еще более юной, чем Орлов. В 1909 году, в 11-летнем возрасте, она впервые концертировала в Петербурге.

«Открыл» ее Глазунов. Он же и благословил ее на столь раннюю концертную деятельность. В дальнейшем параллельно возрасту росла и ее всероссийская слава.

И что же осталось от этой славы за рубежом, несмотря на цветущий возраст выдающейся пианистки и ее пышно развернувшийся талант?

Случайные грошовые уроки, мансарда в 15-м парижском округе, закрытые за невзнос платы газ, вода и электричество, невозможность иметь рояль или пианино и как результат всего этого – гибель фортепьянной техники и полная деквалификация.

С Ириной Э. мне неоднократно приходилось встречаться в Париже в доме одного из моих учителей студенческих лет, профессора С.С. Абрамова, жена которого, Л.И. Абрамова, состояла тогда профессором Русской народной консерватории по классу пения. Абрамовы в течение второй половины 1920-х и в 1930-х годах устраивали у себя еженедельно музыкальные встречи и вечера, на которых за пятнадцать лет перебывало великое множество эмигрантских певцов и музыкантов, среди которых изредка появлялась и Э.

В этой маленькой, хрупкой женщине, тогда 32—37-летнего возраста, мое внимание всегда привлекала внешне деланая и неестественная веселость и даже некоторая экзальтированность, за которой чувствовалась глубоко скрытая тяжелая душевная драма. Она никогда не подходила к роялю, как другие многочисленные гости семьи Абрамовых. Лишь однажды, когда, кроме хозяев и двух-трех гостей, никого не было, она обратилась к присутствовавшему в комнате пианисту К.А. Лишке, о котором я вскользь упоминал выше:

– А ну, Костя, давай тряхнем стариной и сыграем что-нибудь в четыре руки!

Тотчас же на пюпитре появилось переложение для четырех рук одного из оркестровых сочинений Глазунова.

Игра получилась совсем нескладная. Общеизвестно, что многие пианисты даже высокого полета испытывают иногда некоторые затруднения, когда им приходится читать с листа оркестровую музыку. Но в игре Э. была не эта понятная и легко объяснимая шероховатость, а такие дефекты техники, которые нельзя было не заметить даже и непрофессионалу.

По окончании игры в комнате воцарилась минута неловкого молчания. Э. быстро встала из-за рояля, захлопнула крышку и со своей обычной напускной веселостью, сквозь которую были слышны еле сдерживаемые слезы и надрыв, заговорила:

– Ну что же, друзья, я ведь знаю, о чем вы все сейчас думаете! Вот была она еще недавно прославленной пианисткой, а теперь страницы сыграть не может, не наложив кучи фальши и не смазав десятка пассажей! Ведь так, не правда ли? А известно ли вам, что прославленная пианистка взять себе пианино даже напрокат не может? А известно ли вам еще, что прославленная пианистка обедает не каждый день и что живет она на подачки своих сердобольных друзей и товарищей юных лет, которые изредка присылают ей на пропитание по 300–400 франков?

И она назвала несколько имен музыкантов, ее бывших сотоварищей по консерватории, переселившихся за границу еще до революции и «вышедших в люди» в те времена, когда подобное продвижение еще не было такой трудноосуществимой, а чаще недостижимой задачей, как в описываемую мною пору.

Советский читатель будет, конечно, в недоумении и задаст вопрос: да как же все это могло случиться?

Очень просто.

В нескольких местах настоящего моего повествования я говорил, что в многоступенчатой лестнице капиталистического общества порядковый номер той ступени, на которую вы встали, очутившись за рубежом, определяется не вашим умом, талантом, знаниями, эрудицией, а исключительно материальными средствами, которыми вы располагаете, связями и знакомствами с сильными мира сего, если эти знакомства имеются.

В предыдущей главе я упоминал о печальной судьбе большинства русских зарубежных оперных и драматических артистов и камерных вокалистов. Почти все сказанное о них можно распространить и на инструменталистов – пианистов, скрипачей, виолончелистов, даже если они обладают недюжинными способностями.

Какие возможности имелись у квалифицированного русского музыканта за рубежом?

Не будет большой ошибкой ответить: почти никаких. Для того чтобы иметь средства к существованию, пианисты, скрипачи должны выступать в качестве солистов перед публикой. Другого пути нет, так как профессорские и преподавательские должности любой консерватории любой страны мира для иностранцев полностью или почти полностью закрыты.

Для устройства собственных концертов нет другого пути, как идти на поклон к тузам – владельцам частных концертно-организационных предприятий. Консерватории и филармонии каждой данной страны устройством таких концертов не занимаются.

Концертный предприниматель, к которому вы пришли на поклон, взвесит все особенности данного случая исключительно с точки зрения интересов собственного кармана.