Но с другой стороны, нельзя отрицать и того факта, что численное соотношение представителей различных классов и социальных прослоек было в эмиграции не таким, каким оно было в дореволюционной России. Процент рабочих, крестьян и мелких ремесленников среди эмигрантов был совершенно ничтожен. Основная масса «активной» эмиграции состояла из белых офицеров, недоучившихся студентов, мелких и средних чиновников, старых царских офицеров, дворян, торговцев, мелких промышленников и некоторого количества лиц интеллигентных профессий.
Верхушка «активной» части эмиграции была представлена в послереволюционные годы обанкротившимися лидерами бывших политических партий; бывшими редакторами газет; бывшими полководцами, растерявшими свои армии и своих подчинённых; бывшими промышленниками, фабрикантами и финансистами, лишёнными фабрик, торговых предприятий и банков; бывшими сановными вельможами, мечтавшими о возрождении самодержавного царского строя. Далее шли всякие претенденты на царский престол — «фюреры», «вожди» и «вождики» всех калибров, всякого рода «главы» новых партий и группировок, выскочки, ловкачи, политические шарлатаны, авантюристы, невропаты и психопаты, новоявленные истерические «орлеанские девы» и просто пройдохи и чуть ли не уголовные преступники. Все они шумели, кричали, бранились, умоляли, обещали, угрожали…
Довольно трудно полностью перечислить все нюансы антисоветской политической мысли, царившей в 1917–1941 годах в эмиграции. Невозможно также перечислить все партии, союзы, общества, группировки и другие эмигрантские организации, исчислявшиеся сотнями. Многие из них внезапно появлялись на эмигрантской политической арене и столь же внезапно таяли и исчезали. Другие обнаруживали необыкновенную живучесть, несмотря на давно поблекшие лозунги и покрывшееся плесенью и пылью содержание. Одни — вроде пресловутого РОВСа — насчитывали в своих рядах десятки тысяч членов, в других их числилось каких-нибудь три-четыре десятка, вроде, например, анекдотического Общества ревнителей памяти государя императора Николая II или какого-нибудь Общества бывших воспитанников пензенской гимназии.
В оценке русской послереволюционной эмиграции часто делают ещё одну существенную ошибку, а именно считают, что эмиграция представляла собою сплочённую монолитную массу. Это — величайшее заблуждение. Общего в «активной» эмиграции было только одно: её антисоветское настроение. В остальном эта расплывчатая, аморфная масса потерявших прежнее положение, озлобленных, с надломленной волей и уязвлённым самолюбием людей была полна внутренних противоречий и раздиралась постоянной междоусобной борьбой, переходившей в бешеную грызню. Взаимная грызня представляла собою характернейшую черту её жизни. Время от времени иностранцы, входившие по какому-либо поводу в контакт с эмигрантской массой, задавали эмигрантам вопрос:
— С кем же, собственно говоря, вы ведёте борьбу — с Советской властью или друг с другом?
Несмотря на обилие нюансов эмигрантской политической мысли, всю «активную» часть эмиграции можно было бы условно разбить на две основные составные части: правый сектор и «левый» сектор.
Трудно передать ту бешеную ненависть, которую питали люди этих двух категорий по отношению друг к другу, и те взаимные проклятия, которыми они осыпали друг друга.
Вот, схематично, образ мыслей правых: «Это вы, проклятые и слюнявые российские интеллигенты, устроили нам «всё это»! Это вы десятками лет просвещали народ, натравливали его на законного царя, расчистили путь революции и подготовили торжество хама! Вы погибли сами — и это очень хорошо, вы этого заслужили. Но вы погубили всю Россию. Этого вам русский народ не простит и никогда не забудет…»
Кто, когда и при каких обстоятельствах дал им право говорить от имени русского народа, правые, конечно, не уточняли.
«Слева» в ответ им неслось: «Это ваша вина, тупоголовые бюрократы и царские дармоеды! Если бы вы вовремя послушались нас и осторожно спускали бы Россию «на тормозах», то никакой революции не было бы! Вы погибли — это отлично, лучшего и желать нельзя. Но вы погубили Россию и русский народ! История назовёт вас истинными виновниками «всего этого»».
За исключением крайних монархических группировок, правая половина эмиграции включала в себя все те элементы, которые в построении своего воздушного замка «будущей России» не заостряли вопроса о форме правления и о той власти, которая «придёт на смену большевикам». Люди эти желали только одного: падения Советской власти, а что будет дальше — задумывались не слишком много. Они были реставраторами, но реставрировать собирались только капиталистический строй, вне которого они не мыслили себе «будущей России».