Читаем Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта полностью

Только к весне 1922 года благодаря несколько улучшившимся по сравнению с лагерными условиями жизни заболеваемость среди беженцев пошла на убыль. Это дало возможность мне и многим моим собратьям по профессии распроститься с русскими отделениями местных больниц и амбулаторий и перейти на болгарскую службу.

В те годы около двухсот русских врачей были направлены министерством народного здравия в сельскую местность. К этому вопросу мне придется еще вернуться при описании положения русских врачей за границей.

В дальнейшем я описываю Болгарию такой, какой она прошла перед моими глазами в те годы.

Болгария принадлежит к числу тех стран, которые усеяны десятками тысяч могил, оставшихся от 1877–1878 годов и напоминающих о тех жертвах, которые понес русский народ в борьбе за освобождение своих единокровных славянских братьев от пятивекового турецкого ига.

Болгарский народ свято чтит память русских офицеров, солдат, врачей, сестер милосердия, сложивших свои головы в этой освободительной войне. В какую местность Болгарии вы ни попали бы, вы увидите повсюду и памятники русской славы, и одинокие могильные кресты или группы могил. Переправы через Дунай у Зимницы и Систова (Свиштова), осада Плевны, бои на Шипкинском перевале, у Софии, Старой Загоры, Ловеча, Правеца и других памятных мест — все это навеки вошло в болгарскую историю.

В последующие годы по всей болгарской земле начали вырастать памятники-музеи, памятники-храмы, обелиски, мемориальные доски, напоминающие о кровавой жатве годов болгарского освобождения.

Есть в Софии посреди одного из городских садов и «докторский» памятник. На четырех гранях его усеченной пирамиды высечены имена и фамилии русских врачей и сестер милосердия, оставивших свои кости в болгарской земле.

Но не только мемориальными памятниками характеризуются те отношения сердечности, которые существуют между обоими народами и которые пышно расцвели за последнее двадцатилетие. Ни в одной стране мира нет такого преклонения перед русской культурой, русским языком, Россией вообще, как в Болгарии.

За пять лет мне пришлось побывать в сотнях домов болгарских интеллигентов и иных лиц в столице, окружных и околийских городах, селах, станционных поселках.

Как бы ни была бедна обстановка жилища болгарского городского или сельского интеллигента, вы в каждом таком жилище непременно найдете на книжной полке наряду с Иваном Вазовым, Алеко Константиновым, Яворовым, Славейковым и другими болгарскими классиками томики Пушкина, Тургенева, Льва Толстого, Чехова в русских изданиях. Хозяин дома, видя перед собой русского, никогда не откажет себе в удовольствии перейти в разговоре с болгарского языка на русский, хотя бы его собеседник свободно говорил по-болгарски, а сам он с трудом изъяснялся по-русски.

Каждый болгарин, кто бы он ни был — горожанин или селянин, служащий или пастух, торговец или земледелец, учитель или сторож, в разговоре с вами на разные темы непременно свернет на тему о России. Он будет говорить о ней с чувством такой теплоты и любви и в таком тоне, каких вы никогда и ни при каких других обстоятельствах в его разговоре на другие темы не услышите.

Он непременно несколько раз произнесет при этом слова: «Наша велика майка[4] Русия».

В каждом болгарском селе тогда еще были живы старики, своими глазами видевшие войну 1877–1878 годов.

Не ожидая расспросов, они охотно рассказывали о ней во всех подробностях, с чувством гордости очевидца, на долю которого выпало счастье увидеть освобождение своего народа пришедшими с севера братьями. Но болгары, глубоко преклоняясь перед Россией и русской культурой, в то же время были всегда болезненно чувствительны к малейшему проявлению пренебрежительного отношения к их собственной стране и народу со стороны кого бы то ни было.

В этом отношении, как я уже упоминал, непрошеные русские эмигранты 20-х годов, больше чем кто-либо, проявляли на каждом шагу удивительную бестактность и кололи самолюбие каждого болгарина в отдельности и всех болгар вообще. Большую и неприглядную роль сыграли в связи с этим культивировавшиеся в Российской империи идеи великодержавия и господствующего положения России среди славянских народов. Для носителей этой идеологии болгары, сербы и черногорцы были не более как «бедные родственники».

С такими чувствами явились на болгарскую землю тысячи эмигрантов, покинувших родину в самом начале 20-х годов. Подавляющее большинство их не считало нужным не только ознакомиться с болгарской культурой, но даже хотя бы немного изучить болгарский язык. О том, что болгарский народ имеет многовековую историю, эти люди не имели никакого представления. Для них эта история начиналась с того момента, когда русские войска перешли в 1877 году Дунай и начали постепенно очищать Болгарию от ее поработителей — турок. О болгарском народном эпосе, литературе, поэзии, народной песне, прикладном искусстве они в громадном большинстве не хотели ничего знать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Политика / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное