Из первых уст…

Конечно, просто записанные спектакли отличались от телевизионных версий фильмов-спектаклей, которые делал Виктюк. Он понимал, что передать атмосферу театра невероятно сложно. Чтобы это сделать, недостаточно просто поставить в театре в центр зрительного зала камеру и снимать спектакль. Необходимы «специальные» спектакли для телевидения, нужно по-особому работать с камерой, делать больше крупных планов, чтобы зрители могли проследить взгляд, мимику актеров, малейшие изменения их настроения, эмоций.

С Романом Виктюком мне вспоминается работа в постановке «Мне от любви покоя нет», где я сыграла несколько женских образов из пьес и сонетов Шекспира: Клеопатру, Дездемону, Офелию, Катарину, леди Анну. Сам Роман Григорьевич говорил, что прежде всего ему необходимо было найти общий стержень, точку пересечения орбит этих миров. Любовь, женственность, страсть в самых разных и неожиданных ее проявлениях – вот она, эта точка!

Терехову на эту работу я пригласил без колебаний. Она, по-моему, одна из немногих артисток, в которых одновременно уживаются несколько женских начал. Это редкий и замечательно ценный дар. Я сказал: уживаются… Но ведь особенно интересна Терехова, когда начала эти сталкиваются. Впервые я поразился этому ее качеству в работе над спектаклем «Царская охота».

Роман Виктюк

В телеспектакле «Мне от любви покоя нет»

С Р. Пляттом в спектакле «Тема с вариациями»

Это была очень необычная и интересная форма телевизионного прочтения классической литературы. Ведь ни один, даже самый большой, актер за свою жизнь не может сыграть всех ролей одного Шекспира. А здесь в своеобразной телевизионной форме, в этом фильме-концерте, воссоздавался мир великого драматурга как бы глазами режиссера, актеров, художников.

Был у меня еще один спектакль, уже в постановке Сергея Юрского, вобравший в себя элементы из различных гениальных текстов мировой литературы. Это спектакль «Тема с вариациями» по пьесе С. Алешина, в который были включены тексты произведений Дж. Боккаччо, Г. Гауптмана, Э. Ростана.

М. Терехова – актриса непринужденной, открытой естественности. На сцене этот дар она проявляет осторожно, скупо, более полагаясь на обаяние собственной личности, чем на поиск театральной образности. Все героини Тереховой в чем-то похожи друг на друга. Замкнутые, сосредоточенные, вслушивающиеся в себя, они не умеют ни приспосабливаться, ни отказываться от своих идеалов и мечтаний. Что поделать?! Они приходят в мир, твердо веря в добро, в справедливость, в любовь, и ничто не заставит их в этой вере усомниться. Они максималистки, а потому, как правило, одиноки. Героини Тереховой одушевлены не только ее прекрасным лицом – непроницаемым, спокойным, с глазами, неотступно и прямо устремленными в глаза невидимого собеседника, со взглядом пристальным и загадочным, с улыбкой, будто застывшей с выражением иронической и чуть надменной отрешенности, – но и той высшей мерой человеческого сострадания, гордости, доброты, тем очень женским алогизмом и той очень женской «иррациональностью», которые вместе и составляют устойчивое единство ее актерской темы. Героиня Тереховой – сломанная и доверчивая, надменная и беспомощная, ослепленная любовью и безоглядная в отчаянье.

С. Николаевич, театральный критик. Романтизм сценического действа.

6. 1970-е годы. Работа в кино