Из песка и пепла

– А во-вторых, ты прав. Ева никогда меня не бросит. Это характерная еврейская черта: мы скорее умрем, чем разлучимся с любимыми. – И Камилло снова пыхнул трубкой, позволяя недолгому молчанию прояснить мысли. – Хотя кто знает? Возможно, это не еврейская черта. Возможно, это общечеловеческая черта… Как бы там ни было, она не оставит меня даже ради собственного спасения.

– Я не понимаю, Камилло. Что я должен сделать? – Анджело надеялся услышать точный ответ, указания, которые проложат перед ним прямую и узкую дорогу.

– Ты – наша единственная надежда, потому что вскоре окажешься в силах помочь множеству людей. Церковь уже давно помогает беженцам. Ты знал?

Анджело покачал головой. Вопрос заключался лишь в том, откуда об этом знал Камилло.

– Я искал разные способы помочь своему свекру. В том числе сотрудничал с DELASEM…

– С кем? – Анджело понятия не имел, что это такое.

– Delegazione per l’Assistenza degli Emigranti Ebrei, – расшифровал Камилло. – Делегация помощи евреям-эмигрантам. Это растущая сеть, Анджело. Католическая церковь негласно помогает им где может. Вероятно, в конце концов католики все-таки спасут наши души. – И Камилло усмехнулся с трубкой во рту. – Или хотя бы жизни. Лично я был бы признателен уже за это.

– Что мне делать? – Инструкции по-прежнему выглядели весьма смутными.

– Из-за угрозы войны контракты «Острики» умножились десятикратно. Государство всегда было нашим главным заказчиком. Платят они не слишком щедро, зато закупки делают в промышленных масштабах. Следует радоваться, что компанию не национализировали во имя народного блага. Раньше мы специализировались на стекле ручной работы, но вложились в оборудование для плавки более прочного промышленного стекла, когда Муссолини встал в позу и война начала казаться неизбежной. Сейчас мы богаче, чем когда бы то ни было, и изрядная часть этой прибыли перечисляется DELASEM. Я даже пожертвовал крупную сумму церкви – с условием, что ты будешь доверительным собственником и лично выберешь, какой церковной организации пойдут эти деньги. Я хочу, чтобы они достались беженцам и тем, кто их кормит и укрывает. Ты сможешь за этим проследить? Сделаешь это для меня?

– Как? – только и спросил Анджело.

– Став священником. Как ты всегда и собирался. А если наступят худшие времена, ты используешь свои связи, чтобы нас спрятать. Мне нужно, чтобы ты спас нашу семью, Анджело.

* * *

Ева проворочалась всю ночь – сперва в радостном возбуждении, вновь и вновь прокручивая в голове недавние поцелуи, а затем в жестоком отчаянии, когда воспоминания сменились мыслями о будущем. Последний год наглядно доказал ей, что счастливых финалов не бывает – лишь счастливые интерлюдии, которые в итоге делают все еще хуже.

Задремала она только на рассвете, так что проснулась к полудню. Неспешно приняла ванну, высушила и завила волосы, накрасила ногти на ногах красным и наконец спустилась по лестнице в три часа дня, уверенная, что домочадцам будет достаточно один раз взглянуть на ее лицо, чтобы прочесть все отпечатанные на нем чувства. Встреча с Анджело откровенно ее страшила: Еве тоже было бы достаточно одного взгляда, чтобы понять, испытывает ли он то же самое. Возможно, разумней не смотреть на него вообще.

Фабия была на кухне – обваливала в муке и жарила сардины. Сантино прилаживал к шляпе иглы дикобраза, найденные вчера Анджело, а остальные сидели на веранде, потягивая лимонад с примесью чего-то явно более крепкого и наслаждаясь легкой прохладой, которую оставила в подарок вчерашняя гроза.

Все они приветствовали Еву с обычной сердечностью, ни словом не обмолвившись о ее позднем пробуждении или пропущенном ужине. Анджело нигде не было видно. Ева вздохнула чуть свободнее и подсела к отцу на большие садовые качели, прикрыв глаза на тот случай, если Анджело внезапно решит к ним присоединиться.

Однако вместо него на дорожке появились управляющий пляжным домиком и его супруга. В самом их визите не было ничего необычного: пожилая пара всегда была безупречно вежлива и доброжелательна и то и дело заглядывала проведать своих гостей. По слухам, несколько домиков они ежегодно приберегали для одной из богатейших в Италии семей, хотя Ева вечно забывала, для какой именно. Неудивительно, что все собравшиеся на веранде встретили их с привычной теплотой, которая почти немедленно сменилась чем-то холодным и липким.

Управляющий и его жена сразу направились к Камилло и остановились перед ним бок о бок, словно им требовалась моральная поддержка для аморального дела.

– Мне искренне жаль, синьор, – начал старик. – Я знаю, что вы приезжали сюда долгие годы, и мы всегда были рады вас принимать. Но теперь люди жалуются. Здесь многие вас знают и знают, что вы евреи. А по новым законам… Сами понимаете.

Несколько мгновений Камилло молчал, будто не мог поверить своим ушам, после чего медленно поднялся с качелей. Такую обиду нужно было встречать стоя.

– Мы, разумеется, вернем вам деньги, – поспешно добавила старуха и протянула ему конверт.