Из писем к ближним

Нет сомнения, что мы выбились бы из этой барщины, которую служим Западу, если бы он не менял своих промыслов и не шел гигантскими шагами вперед. Но если Россия в век Петра как бы проснулась и бодро вышла в путь, - то Запад одновременно прямо ринулся вперед, ринулся с быстротою и для него еще небывалой. Мы отстали и, может быть, во многом еще отстаем, но не стоя на месте, а на ходу. И догнать Запад совершенно невозможно, пока границы открыты. Вы скажете, что закрытие границ вернуло бы нас к допетровским временам. Но это едва ли так. В век Петра у нас ничего не было, кроме почвы, и даже семена культуры можно было достать только на Западе. Теперь мы уже имеем обеспеченные всходы, местами совсем созревшие. Тогда Петру приходилось собственноручно строить корабли, переводить уставы и учебники, теперь мы имеем не только свои верфи, но и академии, и университеты. Если европейская культура у нас еще не мобилизована с тою роскошью, как на Западе, то необходимые кадры ее уже налицо. Решительно нет ни одного промысла, который бы не мог у нас быть поставлен собственными средствами. Исчезни вся цивилизация - одного Петербурга было бы достаточно, чтобы снова восстановить ее. Если при Петре приходилось посылать молодых дворян в Европу учиться арифметике и географии, то теперь даже такие ученые, как Вирхов, иногда находят, чему поучиться в России. В некоторых хоть и немногих областях - Россия уже впереди Запада. Если бы Густав-Адольф встал из гроба и повторил свою знаменитую фразу о "ручейке, который русским не удастся перепрыгнуть", если бы, вспомнив завет этого умного короля, вся Европа отгородилась от нас Китайской стеной, то теперь это для нас не представлялось бы слишком страшным. У себя дома мы имеем уже Европу: мы уже не Азия и ею больше никогда не будем. Пусть Европа и весь свет прекратят с нами торговлю, но их умственное движение разве может быть от нас скрыто? Если не самые вещи, то идеи их разве не будут нам известны на другой уже день по их появлении на Западе? Это в средние века изобретение оставалось неизвестным за триста верст, и это тогда были возможны секреты, погибавшие со смертью тех, кто знал их. Теперь, кроме центробежных политических сил, есть такие центростремительные могущества, как наука - по самой природе своей международная, как печать - главное орудие науки. Возможен таможенный, промышленный, биржевой, политический бойкот, но лишить нас и умственного общения с собою Евро на не может, а при этом условии мы уже в состояний создавать сами все вещевые ценности.

Одиночество как сила

Говорят, как заученную фразу, что 1'union fait la force. 6 Человечество погибло бы, если бы снова, как некогда, утратило теперешнее общение духа. Обмен мысли позволяет каждой точке земли жить творческой силой всей ее поверхности, отдельному человеку - всеми средствами человечества. Только единение мысли позволяет формуле прогресса приобретать то могущество, которое в механике массе дает ускорение. Потерять этого рода единство - было бы крушением человеческого господства на земле. Говорят много хороших вещей о единстве, припоминают басню Эзопа о пуке палок и пр.

Все это так. Единение - благо, однако и тут должна быть соблюдена мера, которая обеспечивала бы разум явления. Сказать, что единство мысли всегда полезно, было бы большой ошибкой. При широком обмене мыслей нередко берут верх не лучшие из них Часто наслоение предвзятых идей создает очень вредное и в то же время неодолимое внушение, которое не только не способствует прогрессу, но прямо-таки останавливает его. Вся так называемая ложная ученость суеверия философских и фанатизм религиозных школ создались именно чрезмерным единством мнений: невежество, как справедливо заметил Руссо, ближе к истине, чем предрассудок, а предрассудок всегда создается умственным объединением толпы. "Силен бываешь только тогда, когда один", говорил благородный д-р Штокман у Ибсена. Великие вероучители и вождя человечества обыкновенно были одиноки - и никогда мысль их не была блистательнее, чем в это время. Но даже святые истины теряли в глубине и ясности, когда делались достоянием многих. Ничто великое - ни картина, ни статуя, ни архитектурное здание, ни трагедия, ни ученый трактат - ничто совершенное не выходило иначе, как из одиноких рук. Даже мир можно понимать созданным не иначе, как одной Волей.