Из Питера в Питер

- Что же мы там будем делать?

- Подкормимся…

- Даром?

Володя поморщился:

- Должен ведь кто-то о нас заботиться! Ну, станем помогать…

- Пахать? Доить? Что вы умеете? Я ничего не умею.

- Будем их учить всему, что знаем сами.

- Французскому, что ли? Кому нужные такие учителя!

- Все равно тут оставаться нельзя! Тем более, нас собираются выгнать даже из этой крепости…

Правда, наступил и такой день. Солнечный, но очень холодный. Когда Олимпиаде Самсоновне предложили в сорок восемь часов очистить казарму и сдать ее под госпиталь…

К середине сентября власть белых, затеявших контрреволюционный мятеж, зашаталась… Уже в августе красные полки перешли в наступление, но первые удары были еще слабы. Зато десятого сентября наши окончательно вышибли белочехов из Казани; двенадцатого сентября Железная дивизия взяла Симбирск. 7 октября Чапаевская дивизия ворвалась в Самару. Красная армия гнала белых на восток. Но там поднимал голову Колчак, еще один «правитель России»…

В Приуралье все больше поступало раненых из разбитых белых полков и дивизий. Их негде было размещать, вспомнили про казарму…

Сведения о решительном наступлении большевиков почти не проникали к ребятам. Учителя кое о чем догадывались, но не делились этими догадками с учениками Старались прятать газеты, где расписывались всякие ужасы, происходящие якобы в Питере и в Москве, оберегая ребят от политики. Впрочем, некоторые заметно изменились под впечатлением фронтовых вестей, и больше других Валерий Митрофанович. Он все-таки наткнулся однажды на Мишу Дудина, удивился, даже обрадовался и хотел было мчаться в контрразведку, сообщить о «находке»… Но потом задумчиво уставился на Мишу.

- А ведь мы с твоей мамой хорошие знакомые, - горестно вздохнув, заговорил он задушевно. - Что же ты от меня прятался? Разве я тебе чужой?

И он, еще раз вздохнув, погладил Мишу по голове'

- Счастливая, неповторимая пора детства… Все в игрушки играете. Ну, играйте, играйте…

- Говорили, до осени вернемся домой, - пробормотал Миша, растревоженный напоминанием о матери. - А это что? - Он показал на лужи, которые холодный ветер подернул рябью, словно гусиной кожей. - Вон как холодно…

- Да, домой… - Учитель смотрел куда-то в сторону. - Где он, наш дом?

- Как где? В Питере!

- Ну конечно, - быстро оживился Валерий Митрофанович. - Естественно! Где же еще? Я и говорю - в Питере наш дом родной!

И он пошел было, сплюнув, но вернулся и таинственно прошептал, наклонившись к Мише:

- Может, скоро увидишь маму!

- Нет, правда? - подскочил Миша.

- Все может быть. Что ты скажешь тогда о своем Валерии Митрофановиче?

- Скажу, что вы очень добрый человек…

Не то морщась, не то улыбаясь, словно больной, Валерий Митрофанович еще раз погладил радостно трепещущего Мишу по голове и удалился, велев молчать.

Миша тут же передал разговор Аркашке. Но Аркашка нахмурился и тоже велел помалкивать…

Старшие ребята знали о наступлении наших и ломали головы, как им быть.

Когда белых выбили из Казани, Ларька впервые достал знамя краскома. Хотя и ему и Аркашке очень нравилась Катя, ее не позвали. Ребята забрались в подвал, в заброшенную котельную, где не было ни угля, ни дров, жили одни мокрицы…

Ларька не видел знамени с того дня, как получил его от краскома. Только проверял, на месте ли оно. Он полез на верхотуру, за котел, вытащил обернутый полотенцем сверток, смахнул паутину, медленно развернул, и все увидели плотно сложенное кумачовое полотнище.

- Руками не лапать, - приказал Ларька, когда Гусинский хотел потянуть знамя за кончик, чтобы виднее стала сделанная на нем надпись.

- Под этим знаменем, - мрачно сказал Ларька, - мы соберем свой отряд…

- Красных мстителей! - загорелся Аркашка.

- Лучше красных разведчиков. - Ларька сморщил скуластое лицо так, что глаза стали как прорези в бойнице.

- А что разведывать? - спросил Канатьев.

- Что? Прежде всего узнать, где наши.

- А чего узнавать? - вскинулся Аркашка. - Скоро здесь будут!

- Да, будут! - оскалился Ларька. - А мы?

- Что мы?

- Мы где будем?

Аркашка приуныл:

- Я почем знаю…

Но тут же снова вспыхнул:

- Слушай… давай тут останемся!

- Как ты останешься? - удивился Канатьев.

- Останемся, и все!

- Тебя увезут и не спросят, - махнул рукой Ларька. - Вот если б знать, где наши… Попробовать к ним удрать. Вернуть боевое знамя…

Ребята переглянулись, осторожно улыбаясь, уже завороженные этой мыслью…

- А Катя? - вспомнил Аркашка.

- Взяли б и ее, если б пошла.

- Погоди, а Мишка? - нахмурился Аркашка.

- Дудин, что ли? Мал.

- Что ж, мы его тут оставим?

- Всех не возьмешь.

- Всех! Выходит, мы четверо выскочим, а ребята пусть пропадают?

- Кому будет лучше, если и мы с ними пропадем, - нехотя пожал плечами Ларька.

Когда Аркашка и Ларька начинали вот так спорить, огрызаться и ссориться, Гусинского и Боба Канатьева охватывало беспокойство.

- Ну, чего опять сцепились? - завозился Канатьев, оглядываясь на Гусинского. Тот молча скорчил неодобрительную гримасу. - Еще не договорились, куда бежать, в какую сторону, как это вообще делается, а уже кидаетесь друг на дружку…

Аркашка и Ларька притихли.