Из Питера в Питер

Даже береза будто потемнела. Катя и Ларька смотрели друг на друга, им было грустно и чего-то жаль. Как будто листья раскрывались для них и кто-то это отнял. Катя взглянула на березу и пошла в корпус. Тося, хохоча, бежала за ней и, оглядываясь, дразнила Ларьку:

— Какой же вы кавалер!

А он еще мечтал вернуть Кате черную матросскую ленточку и надеялся, что она ее примет.

Через несколько дней наступила суровая пора экзаменов. Тут было не до листочков. Старшие переходили в седьмой класс, Миша — в пятый.

Аркашка нахватал троек, хотя по английскому языку и по литературе получил твердые пятерки. Тося, Канатьев и еще несколько человек тоже понервничали, выехав в основном на троечках. Только Ростик начисто завалил три предмета. Переэкзаменовки разрешались всего по двум, и Валерий Митрофанович потребовал, чтобы Ростика исключили.

— Куда же мы его исключим? — недоумевал Николай Иванович.

— Инструкции существуют, чтобы их выполнять! — горячился Валерий Митрофанович. — Мы не имеем права нарушать инструкции! Мы педагоги, а не анархисты!

По слезному ходатайству Джеральда Крука Ростику все-таки разрешили переэкзаменовки, чем он был очень опечален.

Круки присутствовали на нескольких экзаменах, а Майкл Смит — на всех. Он не задал ни одного вопроса. Сидел, слушал, что-то отмечал в записной книжке. Сначала на него оглядывались с недоумением, потом перестали замечать.

Едва свалили экзамены, как надо было готовиться к выезду на все лето в лагерь на озеро Тургояк.

Выходило, что Круки опять были правы. Ведь еще когда выезжали из приюта в Петропавловск, они обещали, что этим летом ребята вернутся домой, в Москву и Петроград... И вот теперь, как заявили Круки, Смит и даже Николай Иванович, армии Колчака решительно продвигались к Москве и Петрограду, большевики ничего не могли поделать...

— На летней ферме у озера Тургояк соберется более пятисот детей, — сказала миссис Крук. — Возможно, удастся привезти туда и тех малышей, с которыми вы расстались в приюте. — Общее оживление, робкие аплодисменты. — Мы надеемся, что новый учебный год все вы встретите уже дома, в своих школах...

Стоило только произнести громко это слово — «дома», дать хоть крохотную надежду, как чудесный ток подстегивал этих исстрадавшихся ребят. У самых равнодушных вспыхивали глаза, расцветали улыбки.

И все сидение на озере Тургояк, несмотря на индейские и ковбойские штуки Смита, проходило в нетерпеливом ожидании: когда же? когда?

Не приезжали малыши, никто из приюта не показывался, хотя до него не было и ста верст. Это как-то настораживало. Что случилось? Значит, что-то произошло нехорошее? Что? Неужели это задержит возвращение домой?

Валерий Митрофанович втихомолку агитировал за то, чтобы не торопиться. Его вполне устраивала тихая и сытная жизнь за спиной американцев. Это было как раз то, о чем он мечтал когда-то в Питере. Зачем же туда возвращаться, в хаос, когда здесь детям хорошо?

Пробовали его не слушать: смеялись, потом огрызались все резче — ведь он мог спугнуть удачу... Верили в любые приметы. Наконец Валерию Митрофановичу устроили темную.

— Ну, ты, зануда, — важно произнес Ростик, возвышаясь над поверженным Валерием Митрофановичем, с головы до пояса упрятанным в мешок из-под картошки. — Будешь еще вякать, чтобы домой не ехать?

— Честное благородное слово, не буду, — поспешно заверил Валерий Митрофанович.

— Клянешься?

— Клянусь всем святым!

— Гляди, скажешь слово — утопим...

На том и договорились. Несколько дней Валерий Митрофанович испуганно помалкивал.

Ларька и его друзья держались в стороне и от восторгов и от тревог. Все они, даже Аркашка, вели себя послушно, незаметно. Майклу Смиту где-то удалось раздобыть форму скаутов — баденпауэлловские шляпы, полувоенные рубашки. Аркашка, Гусинский и Катя отказались было от этих нарядов. Ларька их отругал:

— В его дурацких шляпах и пойдем! Пусть думают, что скауты.

В последних числах июня из лагеря исчезли четырнадцать человек — одиннадцать мальчиков и три девочки. Это все были самые верные Ларькины друзья, скрылся и Миша Дудин. Они ничего не знали о том, что в Поволжье и на Урале произошли великие перемены. Но исключительно удачно выбрали момент для бегства. Стремились они, конечно, на запад, домой...

Смит вызвался разыскать и вернуть беглецов.

Долго думали, как быть. Николай Иванович отмалчивался. В глубине души он надеялся, что побег удастся, ребята проберутся к красным... Валерий Митрофанович решительно советовал плюнуть.

— Да, плюнуть! — повторял он. — Неужели вы будете еще их искать, кланяться этим неблагодарным свиньям? Ведь они сбежали к большевикам!

Круки переглянулись, и, повинуясь сигналу своей жены, мистер Крук сказал Смиту:

— Вы знаете обстановку... Ждем вас трое суток. Возьмите лучшую лошадь.

К вечеру на третьи сутки Майкл Смит привел всех беглецов. И тут же стало известно, что наутро лагерь у озера Тургояк спешно сворачивается, все опять едут в Петропавловск. Это вместо возвращения домой!.. В ту ночь никто не спал.

25