Из пламени и дыма. Военные истории

И открыл глаза, рывком сел. Она стояла у самой кормы тягача, и лунного света хватало, чтобы ее рассмотреть: самая обыкновенная девчонка лет десяти-одиннадцати, белобрысая, с двумя короткими косичками. Одеждой вовсе не похожа на мадьярских девочек, которых я уже навидался, скорее уж у нас в деревнях так одеваются: простенькая белая блузочка, довольно длинная темная юбка, не исключено, из домотканины. Помню, у меня в голове мелькнула дурацкая для времени и момента мысль: по возрасту следовало бы быть пионеркой, но галстука нет. Из угнанных? Убежала при приближении наших, по лесам бродила? Нет, не похоже: одежда целехонькая, не порванная, не испачканная, волосы аккуратно причесаны, косички не наспех заплетены…

– Ты откуда? – ошеломленно спросил я.

Она словно бы пропустила вопрос мимо ушей. Уставилась на меня сердито, даже сжатыми кулачками потрясла:

– Дядя, вставай! Вставай! Быстренько пошли отсюда!

Представления не имею, что на меня нашло, но я выпрыгнул из кузова, не надев фуражки. (Мы спали, не раздеваясь, не снимая сапог, даже ремни не ослабили.) Она уже была в нескольких шагах от меня, нетерпеливо переминалась (я заметил, что она босиком, но вроде бы не похоже, что ей холодно).

И снова она вскрикнула чуть ли не надрывно:

– Дядя, пошли!

Отвернулась и первой быстро пошла вдоль пушечных дул. Я, отчего-то не задавая вопросов и не противясь, шел следом. Вот и последнее на правом фланге орудие, слышно, как меж станин кто-то похрапывает… Она отбежала метров на десять, едва ли не к самому лесу:

– Дядя, иди сюда!

Я подошел, остановился рядом с ней, хотел еще раз спросить, кто такая и откуда взялась…

Но тут в небе со стороны наших войск послышался в небе знакомый звук авиамоторов, приближавшийся быстро, очень быстро. Над деревьями, совсем низко, появились две темных тени, пронеслись над расположением, раздался падающий сверху характерный свист – и я, на фронте не новичок, не раздумывая, на чистом инстинкте, бросился наземь, прикрыл голову руками…

И бабахнули разрывы, завизжали осколки, слышно было, как иные рикошетят от орудийных щитов. Гул самолетных моторов уже растаял вдали. Мне не пришлось орать во всю глотку: «Боевая тревога!», все и так моментально подхватились согласно тому же инстинкту обстрелянного бойца.

Я растерянно огляделся. Девочки нигде не было. Некогда было над этим ломать голову, я во всю глотку скомандовал:

– Все, кто с фонариками, – ко мне! Осмотреть расположение!

Заняло это не так уж много времени. Я не зенитчик, но, как многие, не имевшие никакого отношения к зениткам, силуэты немецких самолетов знал хорошо – мало ли когда и где может пригодиться. Несомненно, над нами пронеслась пара «мессеров». В модификации истребителя-бомбардировщика такой «мессер» может нести бомбу и в двести пятьдесят килограммов, и даже в триста. А порой – по четыре пятидесятикилограммовых осколочных. В нашем случае – последний вариант. Нетрудно было определить по воронкам. Не особенно мощные бомбы, конечно, но если оказаться в зоне разлета осколков… Мало не покажется.

Судя по всему, у них не было задачи накрыть именно наше расположение – иначе и бомбы оказались бы покрупнее, и самолетов больше, и бомбили бы точнее. Все выглядело так, словно они на обратном пути к своим случайно нас заметили, в последний момент, и решили отбомбиться наугад. Возможно, у них было какое-то конкретное задание – устроить некую пакость в расположении наших войск, но по какой-то причине выполнить его не удалось, и они, чтобы не садиться с бомбами и не сбрасывать их в чистом поле, решили: ну, хоть этих попробуем…

Черт его знает, как там обстояло, – но заметили они нас случайно, отбомбились тяп-ляп, абы как. По воронкам и последствиям видно: воронок мы насчитали семь. Бомбы легли, не причинив особого ущерба: у двух орудий в дюжине мест остались глубокие следы от осколков на щитах. Да пара мелких осколков угодила в ногу наводчику левофлангового орудия Кучину: ничего опасного для жизни и здоровья, кость и крупные кровеносные сосуды не задеты, вошли неглубоко, судя по не особенно и обильному кровотечению. Мы его перевязали, налили стаканчик из НЗ, он был в полном сознании.

Восемь бомб, семь воронок. Восьмая бомба…

На фронте не раз случалось, что бомба, снаряд или минометная мина вытворяли самые невероятные, казалось бы, вещи. Мне недавно один военврач рассказывал про сержанта из морской пехоты, которому в атаке пятидесятимиллиметровая немецкая минометная мина угодила прямехонько под ключицу, да так и застряла в теле примерно на четверть, не разорвавшись. Мина небольшая, и килограмма веса не будет, но вот взрыватель у нее был настолько чувствительный (я это и без военврача знал), что немцам даже запрещалось вести из такого миномета огонь в сильный ливень – могла при столкновении с крупной каплей взорваться раньше времени, в полете. Оперировать морячка пришлось в присутствии двух саперов, но сверхчувствительный взрыватель так и не сработал. Да мало ли разных случаев, рассказывать до утра можно…