Из племени кедра

Костя с Таней не шелохнутся, крепко умаялись за день. И Сильга свернулась клубочком, спит. Не спится одной Югане. Лежит, думает о разном: «Танька – крепкая девка. Косте пара, как орлу орлица. 'Тайгу любит, зверей всех уважает! Пошто Костя в ней бабу не видит? В такую ночь, когда кругом тихо, тепло, тайга с ветром про любовь говорят, и волна озера тоже, однако, говорит с берегом про любовь. А Костя спит. Разве нет рядом с ним девки?..»

Когда же Югану наконец сморил сон, то приснилась ей далекая молодость, приснилась быстрая оленья упряжка, которая мчала ее к Орлану, вождю племени Кедра.

11

В Мучпаре Андрей занялся домом, порядок стал наводить: починил кое-как печь, под обрывом за деревней накопал белоглинки, побелил в избе. Пол еще сохранил старую окраску в тех местах, где когда-то стояли кровать, стол и широкая лавка у стены. Андрей не трогал тесаком крашеные места, а середину комнаты, вышарканную ногами, выскоблил до желтизны. К вечеру дом принял наконец жилой вид и выглядел уже не так сиротливо. Загорелись в русской печи дрова, поплыл над крышей сизый дымок в сторону реки.

12

Большой речной облас Юганы, сшитый из бересты, плыл против течения вязко. Старуха сидела на плетенной из лосиной кожи поперечине-беседке и торопливо гребла однолопастным веслом, выгнутым полукоромыслом, стараясь прижимать облас ближе к берегу, выгадывая так, чтоб из одной заводи попасть в другую. Когда струя воды, идущая против течения реки, водоворотом подхватывала облас, старуха ставила весло у борта рулевым плавником и некоторое время давала отдых уставшим рукам. В такие минуты она тихо пела свои песни:

Птицей или молнией спуститесь, великие охотники, на Юган,
Покиньте на время небесные урманы.
Взгляните на внуков и правнуков – тайга им стала чужой.
Пожары съедают наши леса. Кедрач в речки бросают.
Вон сколько бревен мимо меня плывет – в город их увезут.
Белка вся в тундру скоро уйдет.
Умрет Юган. Совсем обмелеет.
Тогда речку глухарь пешком перебредет, голяшки не замочит.

В носу обласка на повялой траве лежит Сильга с пятимесячным щенком. Югана верит, что Сильга все песни ее слушает и понимает. Да и как не понимать, если она так ласково смотрит на хозяйку. Но вот смолкла песня, застыло весло на миг в жилистых руках. Дым из трубы в заброшенной деревне привлек старухино внимание, и снова запела она:

На берег мертвой деревни человек пришел.
Кто забрел в дом Шамана?..
Кто вспомнил своих предков?..
Или это злой дух спрятался от людей?..

Сильга, почуяв близость жилья, приподнялась, прижала тревожно уши и вытянула морду в сторону берега. Когда обласок проходил совсем близко от яра, Сильга стрельнула на приплесок, за ней следом прыгнул щенок, но просчитался и плюхнулся у волнобоины. Старуха подсадила щенка лопастью весла на берег. Собаки понеслись по приплеску, заливаясь счастливым лаем.

Услышав лай, Андрей вышел из дома. Югана, опираясь на весло, поднялась на бровку берега и стояла, спокойно поджидая неизвестного человека, нарушившего покой мертвой деревни.

– Здравствуй, Югана! – сказал Андрей, узнав старуху, и протянул руки.

Голова, повязанная стареньким побуревшим ситцевым платком, с достоинством кивнула подошедшему: здравствуй, мол. А глаза старухины засветились, затеплились радостью.

– Сын вождя племени Кедра вернулся на Юган. Это хорошо… – торжественно произнесла старая эвенкийка.

– Вернулся, Югана, из большого кочевья.

– Молодой лес быстро растет, каждое дерево не запомнишь. Но Югана всегда помнила и ждала Шамана.