Из-под палочки (СИ)

Какой ребёнок? Какой ещё ребёнок, когда она сама за себя не в ответе? Она только-только научилась есть два раза в сутки по сигналу будильника и спать какое-то нормальное количество часов. Она же не приспособлена к жизни… А тут — живое существо, полностью зависящее от неё. Это ж надо не проспать, не забыть, не забить… Алиса могла забивать на себя сколько угодно, здоровье позволяло. Она могла вылететь с работы и жить на чоме и воде хоть несколько месяцев, пока не найдёт другую. Она могла по трое суток не вылезать из-под одеяла и не отвечать на сообщения. Она могла пойти гулять под вечер, задуматься и вернуться только к утру. Но ребёнок — это же значит, ей придётся стать по-настоящему взрослой, причём не на день, не на месяц, а на много лет!

Алиса с этим совершенно точно не справится.

Но, как она поняла из обрывков того, что в своём ступоре уловила из речи врача, вариантов у неё не было. Ребёнка нельзя было ни отменить, ни отложить. Он надвигался неминуемо, как зима, как те самые грозовые тучи, как обновление версии системы. Алиса никак не могла откатить назад, туда, где было безопасно и стабильно. Да и было ли такое когда-то?

В кабинет зашла высокая полноватая муданжка в стильно скроенной врачебной форме и тонком, но потрясающе изящном колье. Усевшись к столу, она пару секунд помолчала, рассматривая Алису, а потом заговорила на довольно приличном всеобщем:

— У меня два вопроса. Первый: собираетесь ли вы оставаться на Муданге? И второй: если да, то есть ли у вас мужчина, готовый немедленно на вас жениться?

Из клиники Алиса вышла по синусоиде. Мало ей было самого по себе кошмара от мысли, что придётся быть матерью, так теперь ещё оказалось, что на Муданге дети, рождённые вне брака, — позор для родителей и сами живут незавидно, хоть последние годы правительство и борется с пренебрежительным отношением к ним.

Выходило, что Алисины дни на Муданге сочтены. Только она обжилась… Даже думала к лету пристроить к дому верандочку… А теперь всё это придётся бросать. И куда податься? Где ещё во Вселенной можно так спрятаться, чтобы оттуда не выдали? Чтобы было по карману и в цивилизованных условиях? Не говоря уже о том, чтобы там нашёлся кто-то знакомый и дружественно настроенный…

В таких мыслях Алиса доковыляла до дома, вошла и села на тумбочку в прихожей, не понимая, что ей делать дальше. Искать мужа? Пойти, как Лиза сказала, в парк днём погулять? Что за бред. Кому она сдалась? Она и себе-то нужна скорее по привычке, а тут чужой человек.

В дверь заколотили. Алиса не сразу поняла, что с этим делать. Точнее, она сперва даже не поняла, что с этим вообще можно и нужно что-то сделать — ну шум, ну неприятный… Только спустя ещё одну серию ударов она осознала, что кто-то хочет войти, и поспешила открыть дверь.

Ясень! Боже, неужели он как-то узнал? Откуда? Врач же не могла рассказать? Или у Алисы уже живот видно? Или он просто так…

И тут она поняла, что это не Ясень. Почти то же самое лицо, но излом губ более надменный, глаза более томные, скулы чуть острее. Намётанный взгляд бывалого кукольника подмечал разницу форм и объёмов. Алиса так увлеклась, что даже не задумалась, зачем он — Явор, кажется? — к ней пожаловал.

— Я видел, ты выходила из женской клиники, — сказал Явор, даже не подумав зайти в дом. Алиса стояла перед ним по-прежнему в куртке, и чувствовала, как тепло от утренней протопки замещается уличным кусачим морозом. Явор смотрел ей в лицо жёстким, сосредоточенным взглядом, как будто собирался что-то ей внушить силой мысли. — Ты от него понесла, так ведь?

Алиса сглотнула. По логике вещей всё так и было. Хотя в её голове то, что тогда случилось у неё с Ясенем, никак не вязалось с теперешней нависшей над её жизнью угрозой. Подспудно хотелось убедить себя, что Ясень к этому не имеет отношения, что его ласковые руки и тёплые губы не могли открыть двери хтоническому ужасу, ворвавшемуся в жизнь Алисы. Может, её сглазили? Или в еде что-то было… Воображение Алисы изобретало самые немыслимые схемы с капустой, аистами и телепатическим внушением, но сквозь всё это стойко звучал голосок разума: да, это был Ясень, и нет, никаких вариантов.

Она ничего не сказала, но, видимо, что-то такое изобразила на лице, что Явор принял за ответ. Он склонился к самому её лицу — так близко к ней до сих пор оказывался только один человек, и Алиса ахнула от неожиданности и от сверкнувшего болью воспоминания о почти таком же лице у самого её лица, но слова из почти таких же губ выпали совершенно иные.

— Не вздумай говорить ему. Ни слова. Ни намёка. Вообще не смей даже думать о том, чтобы с ним пообщаться. Иначе я тебя сдам с потрохами твоему папаше с запретом выезда за пределы Околоземья. Слышишь меня? И никому во дворце тоже не вздумай рассказывать. Хорошо поняла?

Обомлевшая Алиса смогла только кивнуть.

— Учти, я узнаю, — прошипел сквозь оскаленные зубы Явор. — Сболтнёшь, будешь всю оставшуюся жизнь клясть свой длинный язык!