Из-под пяты веков

Привязали к санкам обснятые оленьи туши и двинулись на восток.

Тяжело было собакам поднимать на пригорки нагруженные сани. Они часто

останавливались, визжали, упирались в снег ногами во всю собачью силу. Хозяева поощряли

их пинками и тычками хореев.

Приехали на Карскую очень поздно. Но Ефим знал здесь каждый выступ и остановил

свою упряжку как раз там, где был у него когда-то сложен плавник. Для приметы у него был,

впрочем, поставлен стоймя толстый шест между брёвнами. Самих брёвен было не видно:

забило снегом.

– Тут у меня столько дров запасено – на всю зиму хватит, – похвастался Ефим.

– Тут и чум будем ставить? – спросил Яшка, усталый и голодный.

– Нет, тут неладно будет: на самом ветру. Мы назад отойдем немножко, к горам.

Котловинка там есть маленькая: в ней и поставим чум.

– Сейчас возьмем дров с собой?

– Нет, видно, не возьмем. Устали сегодня, а дрова вырывать надо. Так переспим. Наутро

уж за дровами съездим на пустых санках.

Но переспать так и не удалось: помешал белый медведь. Запах ли оленьего мяса уловили

ноздри медведя, или случайно набрел он на пришельцев в его владения, но ни Яшка, ни

собаки из-за медведя всю ночь глаз не сомкнули. Лишь Ефиму удалось вздремнуть, да и то

недолго.

Яшка рубил на куски тушу привезенной с собой небольшой нерпы, когда собаки

тревожно повернулись головами в одну сторону. У всех вздыбилась на шее шерсть, и все на

разные лады зарычали, поджимая хвосты.

– Дед! – крикнул Яшка. – Собаки зверя чуют. Ефим быстро вынырнул из чума с обеими

винтовками в руках. Одну подал Яшке:

– На. Да проверь: заряжена ли?

У Яшки стучали зубы. Но руки привычно и твердо держали винтовку.

Собаки то бросались вперёд, то поджимали трусливо хвосты.

– Медведь бродит! – тихонько говорит Ефим. – Беда, ночь без месяца – ничего не видно.

Белый на белом снегу, – как его разглядишь в потёмках?

Собаки трусили всё больше. Скулили жалобными голосами.

Напряженно всматривались Ефим и Яшка в ту сторону, куда смотрели собаки. Яшка

заметил, наконец, как ему показалось, какую-то тень.

– Я вижу... – стуча зубами, сказал он Ефиму.

– Стреляй, как видишь. Хорошенько только прицеливайся. Да гляди, чтобы рука не

дрогнула.

Не отводя глаз от движущейся тени, Яшка стал на колено и долго целился.

Хлопнул выстрел. Бросились было вперёд собаки, но тотчас же виновато поджали

хвосты.

1 Собак запрягают в один ряд. У каждой собаки на шее надета ремённая лямка. От лямки идёт ремень к

головкам саней. Цепочкой или ремнём связываются между собой и лямки всех собак.

– Не попало, видно, – говорит Ефим и идет в ту сторону, где бродит невидимый медведь.

Скулящие собаки плетутся за ним, рядом с ним, на шаг-два впереди него. Сзади всех

идёт Яшка, сверля синь ночи молодыми, зоркими глазами.

Сделали десятка полтора шагов, и собаки, вздыбив на загривках шерсть, с рычаньем и

лаем храбро бросились вперёд – все тринадцать.

Ефим спокойно сказал:

– Не хочет, видно, нас дожидаться: на уход пошёл. Теперь далеко собаки его прогонят. Не

придёт больше, поди-ка.

Собаки – и верно – лаяли уже вдали. По лаю собак можно было догадываться, что

медведь уходит к морю – верное средство спастись от собак и людей.

Запыхавшиеся, воинственно настроенные собаки вернулись через несколько минут и

жадно набросились на ужин.

Яшка следил, чтобы ни одна не осталась голодной. Наиболее сильных и жадных,

вырывавших куски у других, он награждал пинками.

А Ефим уже спал: он был уверен, что медведь не вернется.

Залез в чум и Яшка. За ним вползли одна за другой все собаки: им тоже не хотелось спать

под открытым небом.

Яшке не спалось. Нашествие медведя тревожило его. Вспоминались рассказы

промышленников о нападении медведей на промысловые избушки. Смерть под ударом

медвежьей лапы неудачливых и неосторожных охотников. Ефим, славившийся когда-то как

медвежатник, за последние годы совсем не охотился на медведей. А когда и убивал их, так

это было результатом случайных встреч. И Яшке ни разу не приходилось ещё участвовать в

охоте на медведя.

Встреча с медведем была для него ещё не изведанным делом. И он боялся этой встречи,

потому что не был уверен в себе. А вдруг рука дрогнет! Зябко поёжился Яшка и накрыл

голову оленьей шкурой.

Собаки опять беспокойно завозились. Начали тихонько ворчать.

Яшке страшно. Он нащупывает в темноте деда.

– Дед!.. Дед!.. Медведь опять...

А собаки уже выбежали наружу. Скулят там, хвосты поджимают.

И опять пошёл Ефим в ту сторону, где собаки чуяли опасность.

И опять повторилось то, что было: медведь ушёл ещё раз. Но Ефим уже был уверен, что

медведь вернётся.

– Голодный, надо быть, больно, потому и наседает, – рассказывает он Яшке про

медвежьи повадки. – Сытый когда, он завсегда от человека прочь идёт. Боится человека.

Знает, что рука у человека длинная: далеко достаёт. Пороху тоже не любит. Это он то и

уходит, что выстрелил ты. Показалось тебе, что видишь, ты и выстрелил. А он пороха запах