Из-под самана

Он вырыл яму диаметром метра в три, стараясь выбрасывать землю подальше.

— Довольно, товарищ сержант? — громко спросил он и воткнул лопатку в жирную землю.

— Молодец, — подошел к нему сержант. — Пожалуй, достаточно. Только всю вырытую землю насыпь перед окопом, а с другой стороны отрой склон, чтобы можно было влезать и вылезать. Сейчас мы все возьмемся за работу!

Сержант торопливо докурил неуклюжую самокрутку и приказал:

— Подъем, ребята! Каждый должен вырыть для себя окоп.

С рассветом длинный черный ствол противотанкового орудия, тщательно замаскированный кустарником, смотрел на шоссе. Недалеко, на нужном расстоянии солдаты расположили ящик, полный снарядов.

Не забыли укрыть в специальном окопе лошадь, которая с хрустом жевала траву, брошенную неутомимым Киричеком, и время от времени фыркала. Кроме этих звуков, ничто не нарушало чуткую сторожкую «тишину.

Три солдата отдыхали, один стоял в карауле.

Издали, раскалывая небо, послышался глухой грохот. Новиков посмотрел в бинокль.

— Фашисты летят. Все по окопам! — коротко приказал сержант.

Курбанмедов, Векилов и Киричек, быстро проверив маскировку орудия, спрятались в укрытие.

Около пушки остался один Новиков. Он лежал, растянувшись в густой траве, и смотрел на вражеские самолеты, летевшие, казалось, прямо к холму.

Стервятники с черными крестами промчались низко над позицией Новикова, настолько низко, что можно было разобрать лица пилотов и шлемы на их головах

Невыносимый грохот от пролетавших самолетов длился в течение получаса. Он был настолько силен, что даже громко произносимые слова были не слышны.

Когда наконец последнее звено вражеских самолетов растаяло в небе, сержант поднялся на ноги.

— Летят, выстроившись, как на параде. Македонской фалангой, — сказал он и добавил соленое солдатское ругательство.

— Товарищ сержант, почему наши зенитчики пропустили их без единого выстрела? — спросил Джумабай, покидая свой окоп.

— Дорогой мой, я не командую ни дивизией, ни даже полком, — не по-уставному ответил Новиков. — Я всего-навсего командир орудийного расчета, так что могу только высказать свои предположения: может, тут у наших командиров военная хитрость? Хотят пропустить фашистские самолеты с какой-то целью.

Пирджан внимательно прислушался, затем недоуменно посмотрел на сержанта.

— Вот, вот, слышите? Фашисты сбросили бомбы. Ясное дело, не на безлюдную пустыню... Как же можно было пропускать их, даже не пытаясь сбить? Что же, интересно, за такая военная хитрость? Если они снова появятся, я буду стрелять!

— Много лишнего болтаете, рядовой Курбанмедов! — отрезал Новиков и отдал приказ приготовить орудие к бою.

В этот короткий период затишья Новикова вызвал к себе командир батареи и сообщил, что по шоссе движется около пятидесяти вражеских танков, которые примерно через полчаса достигнут нашей линии обороны. Приказ—ни шагу назад!

— А у нас и нет возможности отступать назад, товарищ капитан. Сзади болото, — сказал Новиков, скупо улыбнувшись.

По всей вероятности, враги не подозревали, что одно из наших подразделений, закрепившись, ждет их на безымянном холме.

Танки двигались, выстроившись в ряды.

Люки танков были открыты. Сидевшие на танках солдаты в плотных касках бесновались, что-то кричали, пускали куда попало автоматные очереди.

Новиков лежал не шевелясь и считал танки. Он насчитал их уже около тридцати, а бронированным чудищам все не было конца. Больше считать не было возможности: два танка, идущих впереди, приближались к их позиции.

— Приготовиться к бою! — негромко приказал сержант.

Его расчет был давно готов к бою, хотя не было произведено ни единого выстрела.

В стволе орудия занял свое место снаряд. Другой снаряд — медная гильза его поблескивала — держал в руках Пирджан. А Киричек распаковал два-три ящика со снарядами и также готов был действовать.

Утробно урчащие танки фашистов с каждым мгновением увеличивались в размерах. Один из них двигался прямо на позицию Новикова.

Под страшной тяжестью гусеницы танка оставляли на шоссе глубокие вмятины.

— Огонь! — прозвучала наконец долгожданная команда.

Новиков, взяв один из танков на прицел, выстрелил. Выбросив снаряд, пушка резко дернулась. Танк покачнулся и начал гореть, выбрасывая клубы черного дыма.

В бою всегда запоминается первый выстрел, первый снаряд, на остальных внимание, уже не фиксируется.

Вскоре и Новиков, и его расчет уже не могли сказать, сколько произведено выстрелов, сколько ящиков со снарядами использовано.

Бой был в разгаре. Расчет должен был или отбить врага, или погибнуть.

Третьего выхода не было.

Когда раздались первые выстрелы, фашисты растерялись. Уже в первые минуты боя сгорело около пят-надцати-двадцати танков, разбойничьих машин с черными крестами. Из строя было выведено около двух рот вражеских солдат. Однако вскоре, сосредоточив все свои силы, немцы снова перешли в наступление. Этому предшествовала ожесточенная бомбежка с воздуха, а затем артиллерийская подготовка.

Теперь танки имели перед собой четкую и единственную цель — разгромить позицию Новикова.