Из последних сил (СИ)

Многоэтажные отели первой линии в Кемере или Патайе поражали своим величием и грацией. Они вздымались как горы, но горы — могучи и непоколебимы, а отели — всего лишь человеческие муравейники. «Привал путника», особенно в своем нынешнем состоянии — почти без постояльцев, не походил на муравейник, он полностью оправдывал свое название: был именно привалом усталого путника.

— Вы на машине?

— Да, — ответил Витя.

— Машину можно загнать к нам на стоянку за рестораном. Перенесете вещи — приходите ко мне в кабинет с паспортом.

Когда Витя ушел, Виола не стала раскладывать вещи. Собственно, ей и раскладывать-то было нечего. Она просто вышла на крыльцо и опустилась в кресло, сев так, чтобы заходящее солнце было за ее спиной, а возвышающаяся перед отелем гора — перед глазами. По меркам альпинистов эта гора, конечно, была просто холмиком — взобраться на ее вершину по пологим зеленым склонам наверняка смогла бы и сама Виола, не имеющая ни малейшей подготовки, но ей нравилось думать о ней как о горе.

Где-то за спиной Виолы, метрах в пятидесяти, шумела Катунь. Солнце красило багрянцем склон горы. В траве у ног пели цикады, а чуть поодаль по отелю вальяжно шествовала черная кошка, явно чувствовавшая себя истинной хозяйкой этого места.

Жизнь была хороша…

— Я устала! — сообщила Виола вернувшемуся Вите. — Устала и хочу в душ и спать.

— Спи, кто тебе мешает?

— А ты?

— Я посижу еще, — ответил он, — ты уйдешь, освободишь кресло, и я посижу. Я еще в Швейцарии полюбил смотреть на горы.

— Почему?

— Просто нравится. Кто-то любит смотреть на рыбок в аквариуме — их это успокаивает. Кто-то — на город с балкона… Помню, в одном фильме был герой, который очень любил смотреть на муравейники. На всю рабочую суету муравьев… Это наводило его на мысли о том, что мы — тоже вроде муравьев, спешим куда-то, торопимся… Если бы муравьи догадались поднять головы вверх — они бы увидели склонившегося над ними человека! Громадного, страшного, способного каждым движением убить сотни их собратьев… наверняка они бы подумали, что человек — это бог, создатель и творец. Но муравьи, занятые своей суетой, не смотрят вверх. А я вот пытаюсь смотреть… Смотрю на горы и думаю: может они на самом деле живые? Может, они смотрят на нас, как тот мужик в фильме смотрит на муравейники? Наблюдают, оценивают, соотносят со своей жизнью? И думают: как хорошо, что мы никуда не спешим!

— Да ты просто поэт…

— Это не я. Это Надя такими видела горы. А я — просто проникся ее словами. Помню, когда она заговорила об этом впервые, когда сравнила горы с людьми, я сказал: «А если с горы вдруг сходит оползень, погребая под собой целые деревни, то эта гора просто была просто молодой и глупой. Как ребенок, который разрушил муравейник из простой шалости». Надя со мной не согласилась. Она сказала, что если такое случается, то гора просто оступилась и нечаянно наступила на человеческий муравейник. Не со зла, не из шалости. Просто оступилась, не удержав равновесия… Знаешь, сидя вот так вот, хоть здесь, хоть в Гриндевальде, легко поверить в то, что Надя была права.

Виола встала, жестом приглашая Витю занять кресло.

— Я пойду тогда в душ. И спать! Глаза закрываются… Слишком много событий для одного дня.

— Иди. Я посижу еще немного… Я там второе одеяло принес, а то с тебя станется в одеяло завернуться и меня мерзнуть оставить. В качестве мести за двуспальную кровать!

Виола ушла и долго стояла под душем, словно стараясь компенсировать всю ту воду, которую должны были вылить сегодня на нее в честь Ивана Купалы, а заодно смывая с себя пыль, грязь и душевные переживания этого дня. Когда она вернулась в номер, за неимением пижамы надев самую длинную из купленных сегодня футболок, Витя все также сидел на крыльце и смотрел на гору. Правда, ей показалось, что услышав шаги ее босых ног, он вытер глаза рукой, сделав вид, что просто сидит и любуется пейзажем, а глаза у него красные просто от усталости. Виола присела перед ним на корточки и, протянув руку, взяла его ладонь в свою.

— Пойдем спать! — сказала она. — Завтра будет лучше.

— Чем сегодня?

— Чем всегда. Завтра тебе не придется никого похищать — я уже буду рядом с тобой. И мы поедем кататься по Алтаю. Куда мы поедем, кстати? Ну, кроме чемальской ГЭС?

— Не знаю… Я как-то не планировал ничего. Спросим завтра у Снежаны, что она рекомендовала бы посмотреть, какие тут поблизости есть достопримечательности.

— А давай завтра заберемся на эту гору? Она вроде бы неприступной не выглядит… Никогда не стояла на вершине горы… Интересно, каково это?

— А давай! — улыбнулся Витя. — Я как-то вершин тоже никогда не покорял. Надо попробовать.

— Тогда пойдем спать?

— Иди. Я еще немного посижу. Подумаю. Приведу мысли в порядок. Ты права, завтра будет лучше, уже хотя бы потому, что я завтра буду не один.

— Ты теперь никогда не будешь один. Я тебя не брошу.

Взгляд Вити изменился. Стал пристальным, серьезным, словно он пытался заглянуть Виоле в душу.

— Даже зная, кто я?

— Да.

— И зная, сколько на моих руках крови?

— Да.

— И даже если я убью еще кого-нибудь? Снова на твоих глазах!